Монбижон был защищен от моря дамбой и обсажен кругло остриженными липами. Прежде он назывался Марли из-за квадратного пруда под балконом на втором этаже. В пруду жили жирные карпы с красными плавниками, которых приучили по звуку колокольчика подплывать к поверхности и хватать ртами крошки хлеба, сбрасываемые с балкона. Это нехитрое развлечение всегда вызывало у гостей бурный восторг. Като, год за годом наблюдавшая одну и ту же сцену, поражалась, как мало надо людям, чтоб рассмешить и позабавить их.

Но на этот раз великая княгиня не собиралась кормить рыб, а гость, которого она ждала, спешил сюда не ради забавного представления с колокольчиком и хлебными крошками.

Во всем дворце горела только одна свеча, в медном бра у постели в спальне. Екатерину расстроил нежилой запах сырости в не проветренных помещениях. Она знала, что и перина с подушками на кровати будут сырыми или даже тронутыми плесенью, как вот этот старый парчовый полог. Близость моря делала Монбижон слишком холодным, поэтому в нем редко жили. Кто бы мог подумать, что всего через пару лет он станет их с великим князем постоянным загородным домом.

Сейчас Като не могла позволить себе даже затопить камин. Во-первых, смотритель не позаботился о дровах. А, во-вторых, и это главное — не безопасно. Дым из трубы и отсветы пламени внутри закрытого дворца могли привлечь внимание.

Сердце великой княгини стучало, как часы на каминной полке. Молча она прошла по комнатам дома, чтобы чуть-чуть развеяться. Ей не было страшно. В окна долетал свет от далекого фейерверка — так Елисавет понимает поход на богомолье. Разноцветные искры гасли в небе, озаряя дубовую мебель и наборный паркет.

Одиннадцать. Двенадцать. Час. Екатерина начала терять терпение. Неужели он не придет? Что могло ему помешать? «Боже мой! Да что угодно! — Одернула себя она. — А если записка перехвачена? Ты веришь Шкурину? Да. Но кто гарантировал, что он не получает деньги еще и от императрицы, чтобы следить за тобой?»

И в этот миг внизу во входную дверь кто-то постучал. Лучше было сказать поскребся. Великую княгиню, как ветром сдуло по лестнице. Она поскользнулась и растянулась на паркете перед самой дверью, ушибла локоть, вскочила, ухватилась за ручку, с силой выдернула задвижку и распахнула обе створки.

На пороге спиной к далекому фейерверку стояла женщина.

— Можно мне войти? — Робко спросила она, приподнимая капюшон плаща и открывая бледное взволнованное лицо.

Великая княгиня в замешательстве отступила назад, пропуская неизвестную гостью в темную прихожую.

— Я сейчас принесу свечу.

— Не надо, — голос дамы звучал умоляюще. Она прикрыла дверь и опустилась перед Като на колени, обхватив вздрагивающими руками ее ноги.

— Что вы делаете? — великая княгиня попыталась освободиться. — Кто вы?

Женщина подняла к Екатерине лицо. Даже в темноте было заметно, что ее глаза полны слез. А еще великая княгиня увидела, как необычайно красива ее ночная гостья. Словно нимфа, сошедшая с одного из фламандских полотен на стенах Монбижона.

— Кто вы? — Повторила Екатерина, помимо воли обращаясь к даме очень мягко. Нельзя же кричать на человека в таком отчаянном состоянии.

— Я Матрена, — тихо ответила та. — Матрена Салтыкова. Жена Сергея.

Екатерина ахнула и отступила назад. Женщина, державшаяся за ее платье, подалась вперед и поползла за ней по полу.

— Ваше высочество, голубушка, ангел, смилуйтесь над нами, — шептала она. — Чем мы прогневали вас, что вы нас никак не отпускаете?

— Я? — Екатерине показалось, что она бредит. — Я вас не отпускаю?

— Мы с Сергеем очень любим друг друга, — сказала женщина, выпрямляясь. — Мы поженились незадолго до… Ну вы понимаете. До того, как Ее Величество приказали Сергею… Для нас это было…

«Неудобство, и отнюдь не легкое», — вспомнила великая княгиня слова Салтыкова, брошенные ей в гневе в день их первой близости.

— Мы были так счастливы, когда у вас родился наследник, — продолжала Матрена, — и Ее Величество приказали Сергею отправляться в Швецию. Мы так благодарили Бога за то, что он снова соединил наш брак.

Только тут Екатерина заметила, что ее гостья, хоть и затянута в корсет, но не слишком сильно, чтоб не повредить уже явственно выдающийся вперед живот.

Великая княгиня подавила в себе безотчетное, но сильное желание немедленно пнуть женщину в этот проклятый живот, так бесповоротно доказывавший правдивость всех произнесенных ею слов.

— Что ж, вы можете меня ударить, — сказала Матрена, каким-то бабьим чутьем понявшая безжалостный ход мыслей великой княгини. — Я ведь за тем сюда и пришла. Выместите на мне свою обиду, но Христом Богом вас молю, не губите его. Ударьте, если хотите. — Женщина скрестила руки на животе, защищая свое будущее дитя. — Только, пожалуйста, по лицу.

— Черт бы вас всех побрал! — Екатерину захлестывала волна гнева. — Встаньте, умоляю вас. — она подняла Матрену, повела ее в комнату и усадила на стол.

— Вы пьете вино?

В Монбижоне не было воды. Кто бы мог позаботиться об этом? Но Като принесла с собой желтого токайского. — Так пьете?

Матрена кивнула.

Два хрустальных бокала, предназначенные для нее и Сережи, встали на секретер с наборной крышкой. Екатерина подавила грустную улыбку. Она намеревалась выпить этот токай совсем при других обстоятельствах.

— Пейте. Один бокал вам не повредит, — сказала великая княгиня, протягивая сопернице граненый хрусталь.

Вино согрело госпожу Салтыкову, она перестала дрожать и уставилась на цесаревну доверчивыми умоляющими глазами.

— Ваше высочество, что вам корысти в нашей погибели? Мы вернулись, думали, что все уже позади, и нас, наконец, оставят в покое. Мы молились о вашем здоровье и здоровье вашего младенца.

Екатерина поморщилась. Она совсем не была уверена. что ее младенец рожден от Сергея. Великий князь не имел сил справиться с девственницей, но вот выместить злость, ворвавшись в поверженную крепость, на это он оказался не только способен, но и скор.

— И вот вдруг ваше письмо, — Матрена вынула из кружевной сумочки знакомый Екатерине клочок бумаги.

Великая княгиня успела заметить там слабо отсвечивавшие пузырьки с нюхательными солями. «А она плохо переносит беременность, — подумалось ей. — Я вон даже верхом ездила. Впрочем, мое дитя очень далеко от совершенства. Может быть ее будет красивее?»

— Не губите нас, — вновь взмолилась Салтыкова. — Если кто-то узнает, что Сергей снова встречается с вами, его ждет высочайший гнев, опала, ссылка, может статься, монастырь.

«Каторга и рудники», — с усмешкой подумала цесаревна.

— Ведь вы не желаете, чтоб он погиб из-за вас, даже не любя…

Вот оно. Слово сказано.

Като вскинула голову. Ей очень захотелось сейчас рассказать этой наивной курице, как именно Сергей любил ее. И потом спросить, уверена ли госпожа Салтыкова в постоянстве его чувств к себе.