Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В какой-то момент меня захватили другие люди. Те, что сумели преодолеть недуг, изменив свое мировоззрение. Писатель Александр Солженицын, оказывается, в тридцать четыре года оказался один на один с семиномой – опухолью яичка. Причем находился в заключении – в лагере на севере Казахстана. Почему-то именно его судьба казалась мне, бывшему арестанту, особенно понятной. И преодолел писатель свою хворь неутомимым творческим усилием, выплескивая в книгах все те смертельные эмоции, которые тащили его в могилу. Затем мне попалась коротенькая брошюрка о некой американке Луизе Хэй, чуть не утонувшей в злокачественной трясине из непрощенных обид и тайной жажды мести. Но изменение мышления позволило ей изменить всю жизнь, остановив рост губительных клеток без скальпеля. Борьба патриарха психоанализа Зигмунда Фрейда, пораженного раком нёба, произвела на меня неизгладимое впечатление. Мне виделось нечто мистическое в том, что он жил ровно столько, сколько посчитал необходимым для завершения своего творческого пути. Через шестнадцать лет после обнаружения опухоли восьмидесятитрехлетний ученый попросил своего врача прекратить мучения своего физического тела. И меня потрясло, что Фрейд не просто жил все эти годы вместе с болью и осознанием близко подступившей смерти, но создал почти половину из тех работ, что признаны основными. Из двадцати четырех томов, успешно растаскиваемых потомками на цитаты, по меньшей мере, восемь были написаны между тридцатью тремя мучительными операциями, когда смертельная болезнь удавкой то стягивала, то отпускала горло самого известного доктора нашей цивилизации. Тут я впервые ясно увидел нефизический смысл злокачественной опухоли. А следующая книга полностью подтвердила ход моих размышлений. На этот раз речь шла об онкологии Мелани Саш, женщины, имя которой упоминается в начале XXI века среди самых настойчивых проповедников аюрведы и здорового способа жизни. Она заболела, когда утратила дочь, и рак прогрессировал до тех пор, пока женщина не вернулась в лоно прежней гармонии и полного понимания всего происходящего в мире. «Питание, упражнения и медитация могут изменить качество жизни, но не всегда могут повлиять на ее окончание» – этот важный вывод проповедница написала сама. Наконец еще одна книга о писателе основательно укрепила меня в мысли, как двигаться дальше. Это была история Габриеля Гарсия Маркеса, на чело которого дважды опускалась зловещая тень онкологии. Сначала опухоль в легких (а ведь я помнил, что, по статистике, это самое уязвимое место человека), а затем поражение лимфоузлов (вещь, которую медицина лечить с успехом не берется). На это лишь закалило его, сделало стоиком и каждый раз стимулировало к еще большим творческим усилиям. И он последовал славному примеру Фрейда и Солженицына, взявшись за биографическую трилогию. Другими словами, найдя нишу сосредоточенной деятельности, дающую возможность жить дальше, находясь в соответствии со своей истинной природой.
«Ага, – почти закричал я после осмысления историй, – так этот пресловутый рак не столь уж опасен! А болезнь часто открывает человеку его безграничные возможности, дает шанс, который мог быть упущен».
Уникально, что и Евсеевна рассуждала почти так же. И чем больше я читал о людях, победивших болезнь, чем больше разговаривал об этом с целительницей, тем основательнее крепла моя вера в выздоровление. Евсеевна же говорила мне, что злокачественные клетки не нужно и бессмысленно подавлять. Потому что это, прежде всего, информационный сбой. И вообще, большая часть болезней находится лишь в человеческом воображении, а на самом деле их просто не существует. А тот же рак ставит условие: дальнейшая жизнь возможна исключительно как гармония, как ощущение счастья и согласия с собой.
Меня как будто попустило, и с того момента я стал читать с каким-то остервенением безумца, кинувшегося в погоню за жизнью. Сначала исчез неприятный, гнилостный запах изо рта. Затем стал пропадать густой белый налет на языке, прояснились закисшие глаза, в членах появилась энергия, словно кто-то включил кран и по трубам внутри меня потекла невидимая невесомая субстанция. Что-то теперь подсказывало мне, что в книгах я найду то, чего никогда не расскажут мне в клиниках. Я попросил у Евсеевны, чтобы она купила мне толстый блокнот, – в него я стал выписывать все, что считал теперь важным. Первой записью стала мысль американского философа Уильяма Джеймса: «Ничто из сделанного нами не стирается». Попутно я прочитал и выписал, что еще в 1987 году Голландия признала сыроедение официальным методом лечения рака. А прелюбопытной причиной этого стал нидерландский доктор Корнелиус Моэрман, которому удавалось поставить на ноги даже самых безнадежных, тех, от кого отказывалась медицина. Небезынтересно было узнать, что смесь творога с льняным маслом – вовсе не выдумка Евсеевны, а патентованное изобретение доктора Джоанны Бадвиг, признанного мирового лидера в создании методов лечения раковых заболеваний. А также то, что сама выдающаяся женщина прожила девяносто пять лет – лучшее практическое доказательство собственной методики. Кстати, ровно столько же прожил и доктор Моэрман, и своего первого пациента – больного раком желудка – он вылечил еще в 1940 году. Наконец, когда я прочитал слова Иисуса, у меня возникло ощущение, что невидимая рука вытащила мой мозг, очистила его от шелухи и водрузила на место. «Ибо если вы принимаете живую пищу, она наполняет вас жизнью, но если вы убиваете свою пищу, мертвая пища убьет также и вас. Ибо жизнь происходит только от жизни, а от смерти всегда происходит смерть. А все, что убивает ваши тела, убивает и ваши души. Потому не принимайте в пищу ничего, что было разрушено огнем, морозом или водой. Ибо все это вскормлено и взращено огнем жизни, все есть дар ангелов нашей Земной Матери. Но не принимайте в пищу ничего, что обрело свой вкус от огня смерти, ибо пища таковая от Сатаны». “Куда же смотрит наша медицина, – в растерянности думал я, – неужели столько людей в белых халатах слепы? Ведь скольких можно было спасти! Или мы свидетели преступного сговора против Человека?!”»
3
«Все, чего не попросите с верою, получите», – Лантаров читал на рабочем столе Шуры слова Иисуса. Эти слова были в рамочке, в такие обычно в офисах ставят фотографии с лицами дорогих людей. А у него, Кирилла, попросту нет ни одного такого лица – все стерто с прежней жизнью. «Но как много божественного в этом необычном безбожнике Шуре, ведь православные священники не потерпели бы подле Иисуса философов и ученых», – думал Лантаров. Однажды он завел с Шурой разговор о Боге.
– Разве для тебя новость, что ученые и святые едины во мнении? О Боге, сакральной целостности и природе Вселенной, я имею в виду. Мирские аналитики только-только пришли к тому, о чем твердили несколько тысяч лет тому назад духовные аватары.
– Шутишь? – удивился Лантаров. – А как же священный джихад? Непримиримость религий? Московский патриархат теснит Киевский, католики косятся на православных…
– Это все мирской уровень – для тех, кто рассматривает религию как власть. Но истинная вера едина. Например, христианское учение Иисуса абсолютно согласуется с учением йоги Кришны. И все это, в свою очередь, идентично научным принципам. Эйнштейн математически пришел к единой теории поля, законам гравитации и электромагнетизма. А древние учителя Востока давным-давно говорили о том, что мироздание состоит из однородной субстанции.