– Что?

Она повышает голос.

– Я сказала, хорошо.

Он указывает подбородком на меня, и я киваю.

– Да, договорились.

– И пожалуйста, давайте оставим это между нами. – Офицер Родригес переводит взгляд на Эллери. – Я знаю, что ты близка с братом, но я бы предпочел, чтобы ты не делилась с ним тем, что мы обсуждали в этой комнате.

Я сомневаюсь, что Эллери собирается выполнять это требование, но она кивает.

– Ладно.

Офицер Родригес смотрит на часы на микроволновке. Почти шесть тридцать.

– Твоя бабушка знает, что ты здесь?

– Нет, – отвечает Эллери. – Она ничего не знает.

Выделив интонацией одно слово, полицейский бросает на меня быстрый взгляд, но я старательно делаю вид, что ничего не понимаю. Наверное, немного удивительно, что никто в Эхо-Ридже не успел разглядеть сходства между его отцом и близнецами. Но мистер Родригес был членом обособленно живущей семьи, который мало с кем виделся. И даже когда виделся, он не походил на человека с фотографии, которую Эллери показала мне в телефоне. Сколько себя помню, он носил очки с толстыми стеклами и здорово растолстел. И облысел. Пусть Эзра наслаждается волосами, пока есть возможность.

– Тогда тебе следует вернуться домой. Она забеспокоится, если проснется, а тебя нет. Ты тоже, Малкольм.

– Хорошо, – говорит Эллери, но с места не двигается. Она снова качает носком ноги и добавляет: – Меня кое-что беспокоит. Насчет вас и Лейси.

Офицер Родригес наклоняет голову набок.

– Что насчет меня и Лейси?

– Как-то раз я спросила вас, были ли вы друзьями, и вы мне не ответили.

– В самом деле? – Он усмехается. – Вероятно, потому, что это не твое дело.

– А вы… – Она замолкает. – Вы когда-нибудь хотели пригласить ее на свидание или что-то в этом роде?

И он усмехается.

– Конечно. Я и большинство ребят из нашего класса. Лейси была красавицей, но… дело не только в этом. Она любила людей. Даже если в школе ты был никто, она умела создать у тебя впечатление, что ты что-то значишь. – Его лицо мрачнеет. – Меня до сих пор мучает то, что с ней произошло. Думаю, это одна из причин, по которой я стал полицейским.

Эллери пристально смотрит ему в глаза, а потом расслабленно опускает плечи.

– Вы до сих пор расследуете ее убийство?

Офицер Родригес бросает на нее веселый взгляд, и в этот момент гудит его телефон.

– Сделай перерыв, Эллери. И иди домой.

Он смотрит на экран и страшно бледнеет. С громким скрежетом оттолкнув стул, встает.

– Что? – одновременно спрашиваем мы с Эллери.

Он берет со стола связку ключей.

– Идите по домам, – повторяет он, но на этот раз на шутку это не похоже. – И сидите там.

Эллери

Понедельник, 7 октября

Я сижу на крыльце бабулиного дома с телефоном в руках. Малкольм ушел несколько минут назад, а след офицера Родригеса давно простыл. А может, мне стоит начать называть его Райан? Я не знакома с протоколом, в котором регламентируется обращение к вероятному единокровному брату, который до недавнего времени находился в шорт-листе подозреваемых в нераскрытом убийстве.

В любом случае, я одна. С Райаном, очевидно, что-то происходит, но я представления не имею что. Я только знаю, что мне до смерти надоело наблюдать, как одна ложь громоздится на другую, образуя огромный ком. Я открываю снимок, сделанный мною с армейской фотографии мистера Родригеса, разглядываю черты его лица. Когда Эзра обратил внимание на август 2001 года в моей хронологии, я испугалась, что возможно – возможно, – в качестве потенциального отца мы имеем Вэнса Пакетта. Этого я никак не ожидала.

Сейди я позвонить не могу. Я не знаю, чьим телефоном она пользуется, да и вообще в Калифорнии сейчас ночь. И я отправляю это фото на ее почту в «Гугле», а в строке темы пишу: Нам нужно поговорить. Может, она заглянет в почту, когда снова позаимствует телефон у санитарки.

Смотрю на время – едва перевалило за шесть тридцать. Бабуля встанет не раньше чем через полчаса. Я нервничаю и не хочу идти внутрь, поэтому вместо этого иду в лес за домом. Теперь, когда части головоломки о причастности Кэтрин к исчезновению Брук встают на место, мне не страшно гулять по лесу одной. Я иду знакомой дорожкой на «Ферму страха», стараясь отрешиться от любых мыслей и просто насладиться свежим осенним воздухом.

Выйдя из леса напротив «Фермы страха», я останавливаюсь. Я никогда не замечала, насколько по-другому смотрится зияющий рот входа, когда парк закрыт – он более зловещий. Я набираю в легкие воздуха, затем перехожу пустую улицу, не отрывая глаз от неподвижного, тихого чертова колеса, прорезающего бледно-голубое небо.

Дойдя до входа, я кладу ладонь на пятнистую раскраску деревянного рта, пытаясь представить, что чувствовала Лейси, когда пробралась в парк после его закрытия пять лет назад. Была она возбуждена? Расстроена? Напугана? И кто был с ней или с кем она встречалась? Без Дейзи и Райана в моем списке подозреваемых я возвращаюсь к тому, кто всегда там был, – к Деклану Келли. Если только я кого-то не упускаю.

– У тебя есть причины здесь находиться?

Сердце подскакивает до горла. Я круто разворачиваюсь и вижу немолодого мужчину в полицейской форме, одна рука лежит на рации на поясе. Мне требуется несколько секунд, чтобы узнать его – офицер Макналти, тот, кто всю неделю допрашивает Малкольма. Отец Лиз и Кайла. Они с Кайлом похожи: оба высокие и крепкие, со светлыми волосами, квадратными челюстями и близко посажеными глазами.

– Я… э… гуляла.

От напряжения голос у меня дрожит.

Не знаю, почему я внезапно испугалась полицейского среднего возраста. Может, в этом виноваты тусклые серо-голубые глаза, которые слишком сильно напоминают о его сволочи сынке. Есть что-то холодное и методичное в том, как старательно Кайл ненавидит Малкольма. Нам просто повезло, что мы не столкнулись с ним позавчера на осеннем балу.

Офицер Макналти внимательно смотрит на меня.

– В настоящее время мы не рекомендуем детям ходить одним по городу. – Прищурившись, он потирает подбородок. – Твоя бабушка знает, что ты здесь?

– Да, – лгу я, вытирая о брюки вспотевшие ладони. Рация потрескивает, и я вспоминаю, как Райан выпроводил нас сегодня утром из своего дома. Я показываю на рацию. – Что-то… э… происходит? С Брук или…

Я умолкаю, когда лицо офицера Макналти каменеет.

– Что-что? – резко спрашивает он.

– Извините. – Пять недель нечеловеческого терпения Райана заставили меня забыть, что большинство полицейских не любят, когда подростки донимают их расспросами. – Я просто беспокоюсь.