Русский след

Как ни странно, Лидия Делекторская была не единственным и даже не первым звеном цепи, связывающей Анри Матисса с Россией. Ещё до революции художник побывал в Москве и был совершенно очарован русскими… нет, не женщинами, а иконами. «Какое будущее у этой страны, она так всем богата!» – восхищался Матисс. Кстати, свой первый серьёзный гонорар художник получил от российского коллекционера, мецената Сергея Щукина – тот заказал ему два панно: первый «Танец» (1910, Эрмитаж) и «Музыку» (1910, Эрмитаж). В 1908 году Матисс принимал участие в Московском художественном салоне «Золотое руно».

Лидия, с её сдержанным характером и славянской внешностью, продолжила русскую тему в жизни Матисса – теперь он писал почти одну только Делекторскую, привязываясь к ней с каждым днём всё сильнее. Был ли у них роман? Биографы стыдливо молчат, подробностей не знает никто, переписка Матисса с Лидией чертовски невинна – и именно поэтому нет сомнений, что роман был. Имелось о чём молчать. В наш век, когда вытряхивать на публику подробности своих и чужих романов – признак грамотной «раскрутки» и вообще почти хороший тон, это решительное нежелание делиться тайнами кажется наивным. Всё равно ведь узнают! Докопаются!

А вот и нет. Никто ничего не узнал, Лидия прекрасно умела хранить privacy[16] — не ради себя, ради Матисса. У неё ведь не было родителей, детей, друзей и призвания, которому можно посвятить всю жизнь, не было даже родины, зато у неё был Матисс, и она берегла его от всяческих потрясений. Она вообще предпочитала скрывать свои чувства – эмоции можно прочесть только на портретах. Может, поэтому Матисс так часто и рисовал её? Пытался разгадать? Однажды он признался Лидии, что в натурщицах для него важна не красота, а нечто другое. «Сколько сил я положил, чтобы её расшевелить», – жаловался он на красивую, но глупую модель – какую-то актрису из Канн. С Лидией всё было иначе, именно так, как надо.

Спустя годы после смерти Матисса в одном из писем Лидия позволила себе признаться: «Вас интересует, была ли я “женой” Матисса. И нет, и да. В материальном, физическом смысле слова – нет, но в душевном отношении – даже больше, чем да. Я была двадцать лет “светом его очей”, а он для меня – единственным смыслом жизни». Матисс очень не любил расставаться с Лидией, даже если она уезжала всего на несколько дней, причём по его же собственным делам. Он отправлял ей записочки, адресованные «той, у которой нет крылышек, хотя она их заслуживает». Без конца писал её портреты. Во время Второй мировой войны, когда ему предложили уехать в Бразилию, отказался: Лидию взять с собой было нельзя, а без неё он не мог теперь уже не только работать, но и просто жить.

При этом Матисс оставался по-европейски практичным, бережливым. Дважды в год, к Рождеству и дню рождения, но не чаще, Лидия получала от него в подарок рисунки – и это при том, что жалованье, которое Матисс выплачивал ей за сеансы, Делекторская тоже тратила на покупку его работ. Художник полагал, что после его смерти рисунки смогут прокормить Лидию, – но всё вышло несколько иначе. В мае 1945 года Лидия так радовалась победе СССР, что захотела отправить своей родной стране прекрасный букет – но чтобы вместо цветов в нём были картины. Разумеется, картины Матисса – те, из которых у Лидии уже собралась небольшая коллекция. Матисс идею одобрил, похвалил выбор Делекторской – и щедро добавил от себя ещё одну (!) работу. Эти девять рисунков стали первым даром, который Лидия сделала России. Работы отправились в Эрмитаж, где уже имелся «щукинский» Матисс, а значит, «было что развивать». Так начались долгие отношения Лидии с советскими музеями. В общей сложности Делекторская передала Эрмитажу и Пушкинскому музею около сотни работ, не считая документов, книг и даже личных вещей, в том числе той самой румынской блузы, в которой она позировала Матиссу. Взамен Лидия не требовала ничего, даже идею табличек с именем дарительницы решительно отмела (сейчас они, к счастью, появились). В письмах к директору Эрмитажа Лидия просила в случае выставки работ Матисса прикрывать сделанное ей посвящение «узенькой полоской белой бумаги».

Делекторской хотелось, чтобы в России была собрана одна из лучших в мире коллекций Матисса – и так ли важно, кто об этом позаботится? Впоследствии Лидия продала даже свою парижскую квартирку на бульваре Порт-Рояль (с правом доживания), а на вырученные деньги приобрела скульптуру Матисса «Ягуар, пожирающий зайца» (1899–1901, ГМИИ имени Пушкина) – чтобы подарить её родной стране. Лишь один раз Делекторская нарушила заведённый ею же порядок и попросила кое-что у советского правительства. После смерти Матисса Лидия попыталась вернуться в Россию, но в гражданстве ей отказали. Боялись: вдруг шпионка? Мало ли что, на всякий случай ответ – нет.

Делекторская часто приезжала в Петербург, любила «угощать» Россией своих парижских друзей, у которых на это не было денег. Встретив Лидию Николаевну в Эрмитаже, знакомые петербуржцы удивлялись, почему она не предупредила о приезде, ведь встретили бы, приветили! Но ей хотелось побродить по музейным залам в одиночестве.

Впрочем, после смерти Матисса она всегда была в одиночестве. Даже среди людей.

«Где твои крылья, которые нравились мне?»

Окружающие считали Лидию Делекторскую «прекрасной рабыней» Матисса, а его взрослый внук однажды обронил с пренебрежением, что в его семье она была «человеком на жалованье». Сама Лидия однажды проговорилась, что стала для Матисса… сказочным вороном. Той таинственной птицей, которая исцеляет погибающих героев в легендах и сказках. А Матисс, кстати, очень любил птиц, он даже в путешествия брал с собой голосистых птах. Дома у него жили бенгальские зяблики, японские соловьи и десятки других представителей певчего рода. Правда, все они, к сожалению, обитали в вольерах. В клетках.

Превратившись из секретаря и натурщицы в музу, Лидия обрела те самые крылышки, о которых говорил Матисс. И муза, и ангел, и сказочный ворон – все они крылаты. Вот только живая вода, которая исцеляет героев, рано или поздно заканчивается.

Матисс был немолод, давно и серьёзно болел, в январе 1941 года перенёс тяжёлую операцию. Возраст сказывался во всём, но художник остаётся художником до последнего дня. Он увлёкся аппликациями, для которых Лидия покрывала краской листы бумаги, а потом вырезала по контуру придуманные мастером формы (сейчас эти работы можно увидеть в чудесном музее Анри Матисса в Ницце, на холме Симье). Две бесценные рукотворные книги того времени хранятся, стараниями Лидии, в Эрмитаже и