Дворец графа Кёнигсека, как узнаем из одного современного описания, обширный, с многочисленными апартаментами, украшенными богатой мебелью и редкими картинами, находился в саду, прекрасно расположенном, с аллеями, фонтанами и множеством статуй[410].

На следующий день по прибытии послов в Вену, 17 июня, к ним явились цесарские уполномоченные — барон Барати, пристав при послах Христофор Газен и переводчик Стилла — договариваться о виде и размерах содержания посольству от императорского двора. Уполномоченные предложили вопрос: отпускать ли содержание посольству в натуре или выдавать его деньгами: «…столовыми ль запасы кормы им готовить или вместо столов давать кормовыми денгами?», причем заметили, что деньги будут отпускаться в той же сумме, какая отпускалась прежним посольствам, хотя состав настоящего посольства малолюднее. Послы ответили, начав с выражения удовольствия по поводу стола, отпускавшегося им в дороге: «в которые дни даван им корм ествою и питьем, и они, великие и полномочные послы, были довольны, хотя и ест-вы готовлены были не по их нраву», заметив притом почему-то, что в тех местах пути, где им от цесарского величества столовых кормов не давали, они по милости великого государя своего покупали кормы на свои деньги и голодны не были. Будут ли теперь им давать кормы в натуре или деньгами, в том они полагаются на милость цесаря, что он ни укажет, тем они будут довольны. Послы как будто обиделись замечанием Барати, что при прежних посольствах людей бывало больше, и возразили, что хотя состав настоящего посольства, может быть, и малочисленнее, но зато при нем есть знатные особы, каких при прежних посольствах не бывало: «А что он, Паратин, припоминает, что с прежними царского величества послы в счоте людей бывало болше, и они, великие и полномочные послы, им объявляют, что ныне с ними многие честные особы, иноземцы и валентеры, а с прежними де послы, хотя и многое счисление в людех было, толко таких честных особ и иноземцев при них не было». Уполномоченные предложили договориться о размерах содержания и предложили послам подать цесарскому правительству «просительное письмо», но послы категорически отказались вести такие переговоры, заявив, что «полагаются в том на волю цесарского величества».

Петр Лефорт посетил с извещением о приезде послов в Вену главных сановников цесарского двора: обер-гофмейстера князя Дидрихштейна, чешского канцлера графа Кинского, вице-канцлера графа Кауница, обер-президента гоф-кригсрата графа Штаремберга, а также находившихся в Вене иностранных послов. В ответ на эти визиты сановники присылали к великим послам свои служителей с поздравлением по поводу счастливого прибытия. Присылали с таким же поздравлением старейшина дипломатического корпуса в Вене испанский посланник епископ Солзонский и послы. Посланному от венецианского посла Рудзини московские послы выразили желание познакомиться с ним, вспоминая обходительность, с которой он отнесся к бывшему перед ними московскому послу[411].

ХХХ. Свидание Петра с Леопольдом

Еще в Штокерау было объявлено барону Барати для доклада обер-гофмейстеру, что русский государь находится при посольстве инкогнито и желает запросто повидаться с цесарем. По прибытии в Вену Лефорт снова известил о том князя Дидрихштейна и передал ему также просьбу царя назначить к нему кого-либо из придворных, разумеющего по-славянски, через которого царь мог бы передавать о своих желаниях императору, подобно тому как в Англии к царю был прикомандирован понимающий по-голландски адмирал Митчель. Венский двор не торопился с ответом на эту просьбу и, только после того как она была повторена в третий раз, назначил состоять при особе царя чешского вице-канцлера графа Томаса Чернини. Приехав 18 июня на посольский двор под видом частного лица (privata mente), граф Чернини объявил, что прислан узнать, что угодно царю, и был немедленно введен Лефортом в царские комнаты. Петр сказал ему, что ничего не желает, как только видеться с императором. Граф Чернини ответил на это, что государи обыкновенно извещают друг друга предварительно о том, о чем намерены говорить при личном свидании, и что необходимо также согласиться относительно этикета. Петр быстро возразил на это, что он ничего не требует и предоставляет на волю цесаря избрать время и место свидания, как ему угодно; о делах не будет говорить ни слова, предоставив это своим послам. Очевидно, что в словах графа Чернини заключался весьма прозрачный намек на нежелание императора беседовать при личном свидании с царем о делах. Под этим условием цесарь согласился на свидание запросто на следующий день, 19 июня[412].

Первые дни по приезде занятый мыслью о свидании с цесарем Петр нигде не показывался. «Царь до сих пор, — пишет венецианский посланник Рудзини от 28/18 июня, — мало показывается, и возможно, что, если он будет принимать меры, которые соблюдались в других местах, любопытство не будет иметь удовлетворения»[413].

18 июня в ожидании аудиенции Петр писал в Москву полковнику Преображенского полка И. И. Блюмбергу, причем письмо это было отправлено адресату в немецком переводе с собственноручным обращением Петра «Min Her Oborscht», подписью и пометою: «Veen Junii 18, 1698». В письме царь уведомлял полковника о прибытии своем 16 июня в Вену и о намерении, пробыв здесь несколько времени, ехать затем в Венецию, а также сообщал венские новости, которые могли интересовать служилого немца: что некий надежный граф набрал 6000 пехоты на службу цесарю для увеличения его войск, находящихся в Венгрии, и что вчера, 17 июня, цесарь производил смотр этому отряду на поле под Веной. Письмо заканчивается благодарностью командирам, «господам» офицерам и «нашим товарищам солдатам». В тот же день Петр писал к Н. М. Зотову, «святейшему Иоанниките»; о содержании письма мы можем только догадываться по ответу последнего, но все же видно, что содержание было шутливым, в тоне писем к членам всешутейшего собора, и отсюда можно заключать о хорошем расположении духа писавшего 18 июня. Петр высказывал Зотову благодарность за посещение им «со архиереами и архидиаконом» его, вероятно, преображенских «келий», «в недели Ваий и светлые горы Елеонские» и сообщал, что и сам он пребывает в тех же «наших правилех и прочитании канонов». Однако Зотов не верит этому последнему сообщению; ставит Петру на вид какие-то его поездки в Тессель (в Голландии) и грозит ему смирением от диакона Гавриила (Г. И. Головкина?): «А ваша честность пишете, бутто пребываете в наших же правилех и прочитании канонов, и сие нам неудостоверно, понеже слышим, что часто ездите в Тесель, чего от нас не повелено. А за преступление не худо б было, кабы тот Тесель смирил диакон Гавриил, которой ныне родил сына Михаила, вещию отца трикраты превозходяща».