«Не числился, не привлекался, замечен не был…»

Чистое досье, не придраться – человек с чистой совестью.

И гора тайн за спиной. Как такое может быть? С ней не просто «что-то не сходилось» – с ней не сходилось ничего.

Спустя минуту он поймал себя на странной мысли: а зачем он вообще все это копает? Ответ пришел сам собой: она ему нравится. Да, вот так прозаично – эта девчонка ему нравится. Она безбашенная, красивая, умная, в чем-то напористая, в чем-то тонкая и очень сексуальная. И дело не в ее теле даже – в женственности. В природной мягкости, нежности и, несмотря на характер, ласковости. С ней он чувствовал себя другим – героем. А еще почему-то – нужным, желанным и единственным. С ней он ощущал себя правильным, самим собой. Откуда-то Мак знал: она приняла бы его таким, какой он есть, – с грехами, с прошлым, с профессией, с тяжелым характером. Она бы смогла, а он хотел бы, чтобы она смогла.

Вот только как быть с нестыкующимися деталями?

Хотелось рычать от бессилия.

За много лет, работая с разными людьми, он привык понимать и контролировать ситуацию, привык быть на шаг впереди – предсказывать поведение, предугадывать действия, уметь влиять на происходящее. И единственным человеком, над которым у него не было ровным счетом никакого контроля – ни информации, ни средств управления, – оказалась именно она, Лайза Дайкин. И черт его дери, он бы желал, чтобы именно у нее не оказалось ровным счетом никаких тайн, потому что тогда его мозг не спорил бы с его же собственным сердцем, и в кои-то веки можно было бы поддаться сдерживаемым чувствам.

Какое-то время Мак сидел, откинувшись на спинку кожаного кресла, смотрел в пространство перед собой, думал, затем поднялся и отправился на кухню за горячим кофе.

Сегодня вечером они встречаются?

Придется вывести ее на разговор.

* * *

К предстоящей встрече Лайза готовилась с особой тщательностью. Складные стулья купила не дешевые – лучшие; тканевые сиденья выбрала вышитые; мангал – аккуратный, складной, но вместительный; сумку-холодильник – объемную; машину дополировала в гараже; одежду подобрала заранее. Ничего броского: голубые джинсы и темно-синяя, под цвет глаз, блузка-рубашка, коричневая с поясом кофта, ситцевый шарфик, черные кроссовки – вечером на море прохладно. Мешок с углем попросила забросить в багажник парнишку-ассистента, спустя час туда же добавила маленькую газовую печь для приготовления напитков, два баллона с газом и один с бензином, прикрыла все парой новехоньких пледов. Все аккуратно рассортировала, разложила, подготовила.

Свежую еду она купит по пути к особняку – возьмет несколько готовых для гриля шпажек с мясом и креветками – на двоих хватит. Докупит нарезку из сыра, плитку шоколада для чая, привезет ему в подарок сигару – мелочь, а приятно; вдруг пригодится?

День благоволил с погодой. Утром было ветрено, но солнечно, к обеду потеплело, и холодный порывистый ветер утих, невесомые облачка плыли на горизонте – дождя не намечалось. К вечеру город мирно тонул в косых лучах клонящегося к далеким небоскребам светила; подрагивали, шурша, листья тополей, сверкали оранжевыми бликами стекла соседних домов. Поливала на балконе этажом ниже цветы в горшках немолодая женщина, рядом с ней сидела и жмурилась, поглядывая на проспект, черная с белым кошка; шутливо пихали друг друга в бок ждущие внизу под прозрачным куполом остановки транспорт студенты – три парня и две девчонки. Одна блондинка и одна рыжая, обе с пакетами; парни смеялись.

Какое-то время Лайза стояла на балконе, смотрела по сторонам; мысли скакали, она почему-то волновалась. Изредка ей казалось, что эта реальность – эта новая реальность-соседка, с которой они вроде бы сжились, – готовит ей пакость, очередную проверку. Откуда беспокойство, почему? Непонятно.

Вечер будет хорошим, спокойным – они просто посидят рядом, побудут, поговорят, послушают плеск волн. Ничего особенного, и в то же время особенным будет все, потому что Мак будет рядом.

И сегодня она поцелует его при встрече – ей так хочется. Обнимет за шею, укутает собственным невидимым счастьем, поделится им, выплеснет, и пусть впереди будет дорога. Пусть в салоне будет тихо или играет музыка, пусть по сторонам плывут мирные пейзажи, пусть… все будет хорошо.

Лайза вернулась в комнату, прошла в спальню, села на пуф перед зеркалом, расчесала волосы. Долго смотрела на собственное отражение, но не видела его; она вдруг задумалась о прошлом – о том доме, который остался далеко. Там, наверное, как и прежде, ее ждет Мак – думает о ней, любит ее. И пусть, по словам Дрейка, его больше нет, ничего больше нет, но он есть в ее сердце – тот дом, тот день, та жизнь. Спроси ее сейчас, вернулась ли бы она назад, и Лайза не задумываясь кивнула бы.

Почему?

И кого именно ей хотелось обнять и поцеловать – этого Мака, или же через него передать свою нежность тому родному Маку, который остался в прошлом?

Над ответом думать не хотелось.

Нужно просто подправить макияж – сделать его мягким и неброским. Не забыть с собой кружки, которые по ошибке прихватила из «Миража» в пакете и занесла домой, еще раз пробежаться глазами по списку, протереть кроссовки – и в путь.

Как бы ни вилась перед тобой жизненная дорога – в гору, с горы, в сторону, вбок, – сколько бы ни было на ней камней и трещин, по ней просто нужно идти.

В комнате серело; солнце клонилось к горизонту.

Если они хотят увидеть закат, стоит поторопиться.

* * *

Она встретила его настолько нежным и чувственным поцелуем, что Мак на некоторое время подвис, по-хорошему отупел. Не задавая вопрос зачем, сходил в дом за теплой кофтой, после слов «нам нужно поторопиться» просто сел в машину, захлопнул дверцу и пристегнулся – приготовился к путешествию.

Лайза заняла соседнее место, завела мотор, ловко вырулила с подъездной дорожки, а затем и из ворот, свернула влево на улицу.

Одетая и накрашенная неброско, она, нравилась ему еще больше. По пути до центрального проспекта они почти не говорили; в салоне бубнил радиоприемник – рассказывал о погоде на завтра:

– …Температура ночью опустится до плюс четырех, днем же потеплеет до плюс тринадцати-шестнадцати.

– Холодает, – философски заметил Мак.

– Угу. Этим вечером еще тепло, а завтра холодно, нам повезло.

– Куда направляемся?

– Сюрприз.

Он не удивился. Просто позволил себе мысленно выдохнуть, расслабиться, подумал о том, что если его спутница одета так, как одета, то едут они не в ресторан и даже не в ресторан под открытым небом – куда-то еще.

«Ну и пусть».

– Как новый двигатель?

– Изумительно.

– Я рад.

Ему было приятно.

Какое-то время Аллертон незаметно изучал расплывшуюся на лице водительницы улыбку – искреннюю, довольную, мягкую, – затем переключился и на остальное: ее красивый профиль, тронутые блеском губы, коротенькие, пробивающиеся вдоль линии роста на лбу новые волоски – тоненькие и чуть вьющиеся, почти скрытые ровными черными прядями. Темные волосы и синие глаза – надо же, и ведь, похоже, не красится. Долго смотрел на руки: узкие запястья, небольшие женственные ладони, изящные пальцы – удивлялся тому, как гармонично они смотрятся на объемном руле «Миража» и как хорошо вообще с этим требовательным автомобилем управляются.