– Что еще ты хочешь знать обо мне?

Ее грустная усмешка и его холодный ответ.

– Всё.

– Так посмотри досье, ты же можешь.

– Я уже посмотрел, – он даже не считал нужным врать. – Видишь ли, ты знаешь, с кем общаешься, а я – нет.

– Думаешь, я представляю для тебя угрозу? Я просто женщина, и в моем прошлом нет никаких тайн.

– В этом я убедился, и все же тайны есть.

Мак набрал полный рот дыма и принялся медленно его выпускать; сигара пахла ароматно, сигара-презент.

Она знала, что вечер закончится этим? Нет. А если бы знала? Не поехала бы.

«Но ведь когда-то это должно было произойти…»

Не сейчас, не теперь, никогда!

– Боишься меня? – вдруг взъелась Лайза. – Боишься, что я знаю о тебе больше, чем ты обо мне?!

– Не боюсь. Просто хочу понять.

– Понять что?

– С кем я общаюсь.

Она нахохлилась, защищаясь. Как будто и так непонятно, с кем он общается.

– А ты ведь знала, кто я такой, – вдруг усмехнулся Аллертон. Усмехнулся не зло, но и без доброты. – Знала, какой у меня характер, и все равно старалась приблизиться.

Да уж, знала. Мотыльки про огонь тоже знают и все равно летят.

– Знала, – ответила она тихо. – И знала, что ты можешь надавить.

– Я еще не давлю.

– Давишь. Это в твоем понимании «Легко наступать на горло» – почти то же самое, что и не наступать на него? Но дышать-то трудно.

– Так будь честна, тогда и дышать будет легко!

Они ругались? Она ушам своим не верила! Они ругались!

– А ты тряхни пожестче, чего уж там, ты же умеешь!

– Тебя – не буду.

– А что так? Сгреби за шкирку, запихни в машину и отвези к Халку…

– Так ты и про него знаешь?

– Я про всех знаю! – теперь она кричала. – Про всех, доволен? Ты ведь это хотел услышать – что я знаю больше, чем говорю? Да, знаю, да, больше, доволен?

Мак смотрел на нее прищурившись.

– Знаешь, а к Халку было бы проще.

– Да уж куда проще. Прожженный мозг, ослепшие глаза и порванные капилляры – делов-то! И вся информация у тебя в руках.

– Да, этот метод занял бы час.

– Так чего же ты? Чего ты сидишь?

Она не просто злилась, она завелась не на шутку; в какой-то момент стало все равно, что он подумает, – сам уже все рушит.

Лайза перестала нервно расхаживать по берегу, вновь уселась на стул, откинула плед прочь – романтика кончилась. А она покупала креветки, ездила за сигарой, она выбирала одеяла и стулья – все зря, все пошло не туда.

Берег из уютного превратился в стылый; занозой колола сердце боль.

Ей стало холодно и одиноко. Что дальше? Заберет ее к Халку? Просто соберется и уедет, предпочтет забыть о строптивой и лживой девчонке? Снова обзовет? Накажет молчанием и отсутствием звонков?

Она приготовилась ко всему, к худшему.

Справится. Она как-нибудь справится… потом… сможет. А после…

Наверное, не будет никакого «после», потому что в этой ветке она не приживется никогда.

Ей бы Портал… Все зря.

– Лайза…

Она не заметила, что Мак уже не в кресле, что он сидит перед ней и смотрит прямо в глаза.

– Лайза…

«Нет, уходи. Пусть все закончится, пусть все пройдет, и тогда будет не так страшно, будет уже больно, но не страшно…»

– Посмотри на меня.

Она дрожала. Не таким ей виделся этот вечер.

Ее подбородка коснулись теплые пальцы, надавили на него, заставили голову повернуться.

– Знаешь, почему я не везу тебя к Халку? – на камнях дымилась отложенная сигара. – И почему не хочу давить?

– Постарел, помудрел и сделался мягче?

Острота вышла не остротой – усталой и вялой попыткой отмахнуться от реальности, отдалить то, что предстояло услышать.

– Я просто хочу тебя понять.

– Зачем?

– Потому что это ты. И ты мне небезразлична.

– Зачем нам настолько глубокое доверие, Мак? Может, можем просто… дальше?

– Не можем.

Прозвучало не обидно, мягко. Так непослушному ребенку рассказывают о том, что, если он продолжит бить тарелки, есть станет не из чего. Констатация факта.

Лайзе медленно становилось все равно; проблем не избежать. Ветка кривилась, противилась, стремилась сбросить ее со своей взгорбленной спины. Столько стараний…

– Ты… Я расскажу, но ты не поймешь, никто не поймет…

«…То, что я чувствую».

– Ты не сбрасывай меня со счетов, я не дурак.

– Ты не дурак, и ты… поймешь… Просто это все между нами изменит.

В хорошую сторону? В плохую? Пробовать надо, а река правды холодная, ступня мерзнет уже на подходе, а туда надо целиком, надо сразу, чтобы потом или выплыть, или нет.

– Много страхов, да?

– Да.

Теперь она смотрела в его глаза и видела в них ту поддержку и теплоту, которую искала все это время. Надолго ли?

А ведь он прав, и он заслуживает правды. Иначе она никогда ему не объяснит ни того, кто учил ее водить, ни про Печать, ни про Эльконто, ни про «Фаэлон». Правда – самое сложное, что бывает в жизни, на нее нужны не просто силы – на нее нужно все, что есть: воля, решимость, упорство.

– Я расскажу, – прошептала Лайза тихо. – Все расскажу.

«Сейчас?» – настойчиво вопрошали зеленовато-коричневые глаза.

– Не сейчас, – покачала она головой, – сперва я хочу кое о чем попросить.

– О чем?

– Три свидания. Пусть у нас будет еще три свидания, прежде чем я все расскажу.

– Одно свидание.

Взгляд Мака похолодел.

– Только одно?

– Только одно.

Она кивнула, поджала губы и повесила голову.

Домой, аккуратно собрав вещи, они ехали молча.

– Я не могу ему все рассказать, не могу, слышишь? – Лайза злилась и не скрывала этого.

– Но почему не можешь?

– Да потому что это все испортит!

– Ты не можешь знать наверняка. А вдруг это все наладит?

– Наладит? Издеваешься?!

Этим вечером они из друзей вдруг превратились в недругов. Одна стояла у дивана, смотрела укоризненно и сочувственно, вторая с прямой и напряженной спиной переминалась с ноги на ногу у окна; на город опустилась ночь. Лайза сжимала кулаки, Элли поджимала губы, и ни та ни другая не хотели понять друг друга, стояли на своем.