Медведь тут же вскочил и сделал повторную попытку кинуться на Алексея, торопливо перезаряжавшего ружье. Но пес все еще висел на кровавой груди медведя и нещадно драл его тело. Тогда медведь вновь бросился наземь, придавив своей тушей дико взвизгнувшего от боли Алтая. Еще секунда, и Алексей, вскинув ружье, выстрелил медведю в спину.

Медведь взревел, развернулся в сторону Алексея и вмиг окинул злобным запоминающим взглядом крепкую фигуру прильнувшего к прикладу человека в полушубке и рыжей меховой шапке. Последнее, что он увидел, – угрожающие зловещей чернотой отверстия стволов, глянувшие ему прямо в глаза. Прогремел еще выстрел, и медведь рухнул, недвижимый, на кровавый снег.

Алексей нервно передернул плечами, уловив этот последний всплеск боли, гнева и бешенства, отразившихся в ненавидящих и наливающихся кровью глазах умирающего зверя. Снова перезарядил ружье и, находясь в полной готовности, осторожно подошел к медведю. Убедившись, что тот мертв, на всякий случай с опаской пнул его в мягкий мохнатый бок. Медведь не шелохнулся.

Вот и все. С медведем покончено. Алексей опустился на колени перед еле дышащим Алтаем, которому удалось дважды спасти своего хозяина от верной гибели. Пес лежал на мокром от крови снегу и тяжело дышал, со сдавленным стоном выпуская воздух. Алексей осторожно ощупал разодранное клыками и когтями медведя тело Алтая. Кажется, внутренности целы. Но вот кости… Он снял рубашку, разорвал ее на ленты и перевязал раны Алтая. Теперь нужно срочно доставить его в скит. Алексей расстелил палатку, завернул в нее растерзанное тело пса и поднял на руки. Путь предстоял неблизкий.

Великолепное здоровье и выносливость, а также любовь и забота, которой его окружили, позволили Алтаю выжить. Алексей со старушкой врачевали его, собирая по косточкам и залечивая раны, Мила баловала всякими вкусностями. Несмотря на мучившие невыносимые боли, Алтай не опускался до жалобного скулежа и со спартанской стойкостью принимал выпавшие на его долю испытания. И лишь глаза, любящие и умные, почти человечьи, с вековым терпением глядящие на близких его сердцу людей, выдавали его страдания, переворачивая от жалости их души.

Да, Алтай выжил, но когда поправится окончательно – покажет лишь неумолимое время, которое бежит вперед и вперед, нанизывая дни и ночи, недели и месяцы на линии судеб, словно разноцветные бусы на нити.

Как только пес пошел на поправку, Алексей снова ушел в тайгу. Он пытался разыскать убитого медведя, но тщетно. Тайгу так замело, что найти недавнее поле брани оказалось задачей невыполнимой. Оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь он все же случайно набредет на скрывшуюся под снегом заледеневшую медвежью тушу. Хотя вряд ли рыскающие по тайге стаи волков оставят столь лакомую добычу без внимания. Наверняка они уже устроили себе пир горой, до отвала набивая голодные и тощие зимой животы нежной и питательной медвежатиной.

А жизнь шла своим чередом. И, наверное, было бы очень странно, если бы человек постоянно ощущал себя счастливым. Всему причина – привыкание, которое незаметно переходит в некоторое пресыщение. Откуда-то появляется усталость и делает счастливые минуты уже привычными, обыденными. Все кажется свершившимся, устоявшимся, и это навевает скуку. Наверное, поэтому Алексей постоянно покидает Милу, чтобы, испытав в тайге опасности и лишения, вновь обрести по возвращении домой радость в обычном и уже до боли знакомом бытии.

В такие минуты Мила не находит себе места от тоски. Никакая работа не помогает и кажется излишней тратой сил и энергии. Кажется, Алексей нашел себя в этой тайге. Испытания на прочность, проверка на звание настоящего мужчины полностью поглотили его. А что делать ей, пока он утверждается в собственной значимости, – обеспечивать ему тылы?

Почему здесь так неуютно и одиноко? Она, конечно, и виду не подает, но на душе у нее неспокойно. Может, потому, что она, потеряв по каким-то странным для нее причинам память, забыла также и о том, что была счастлива в этой удивительно прекрасной и таинственной глуши? Зачем ей печалиться, если она ничего другого в своей жизни и не видела, ведь даже сравнить свою настоящую жизнь не с чем? Как плохо, что она ничего не помнит. Всегда лучше знать, чем не знать. Ой ли?!

Алексею же не давала покоя мысль о том, что они со старушкой несправедливо обошлись с Милой, практически насильственно, без ее согласия навязали ей тот образ жизни, от которого она наверняка отказалась бы, будь на то ее воля.

– Может, не нужно было прибегать к таким крайним мерам? – с сомнением вопрошал он старушку, когда рядом не было Милы.

– Нужно, Алешенька, нужно. Другого выхода у нас не было. Ты погляди, как она враз изменилась – стала спокойной, рассудительной, ей все нравится… То есть почти все. Зато теперь она не мечтами живет, а действительностью. Пусть ее душа отойдет от терзаний, ум прояснится от глупых мечтаний. Ей просто необходимо избавиться от этой беспутной злосчастной Милы Миланской, которая словно клещами вцепилась в мою Люсеньку.

– Вам не показалось странным, что ей не понравилось ее собственное имя?

– И что? Люсенькой ведь только я ее называла. Может, ей и тогда не нравилось, просто не говорила мне ничего. А теперь, когда забыла, ей больше понравилось называться Милой. Не забывай, ведь это ты ей предложил. А она возьми да согласись, чтобы тебя не обидеть. И потом, Люсенька – звучит как-то по-деревенски, а она у меня барышня образованная, умная, начитанная. Ну и пусть будет Милой, если ей так больше нравится. Ведь она, считай, новую жизнь начала, с чистого листа. Может, это и к лучшему, что ее прежнее имя не напомнит ей о неосуществимых мечтах стать Милой Миланской.

– Но именно Мила, а не Людмила?

– Потому что короче. И приятно на слух, когда тебя постоянно называют милой. Тебе бы и самому понравилось, если бы тебя постоянно называли милым.

– А назад ее память можно вернуть?

– Это зачем еще? – насторожилась старушка.

– Нечестно по отношению к ней.

– Да, это плохо. Но в этом плохом содержится и хорошее. Ты в своей жизни когда-нибудь встречал хорошее в чистом виде или плохое без хорошего? Не бывает такого на свете. У нее появился реальный шанс начать жизнь сначала, а ты норовишь помешать. Давай лучше про другое поговорим. Посмотри, как она изменилась: стала мягче, добрее. Но главное – прихорашиваться начала, от зеркала не оторвешь. А это о чем говорит?

– И о чем же?

– Желание жить у нее появилось. Жить, любить и быть любимой. А это уже по твоей части – сделать ее счастливой. Чать, не забыл, что ты муж ей перед Богом?

– Для меня теперь тоже все как в первый раз.

– Вот и хорошо. Зато теперь тебе ее легче завоевывать: знаешь слабые места.

– А что с болезнью? Она оставила Милу?

– Пока оставила. Но может и вернуться, если вдруг все вспомнится. Надо было еще раз на озеро ее сводить и подлечить, да не успели. Теперь только по весне.

– А на озере она не вспомнит?

– Наоборот, крепче о своей прежней жизни забудет. И начнет жить правильно, сегодняшним днем, не заглядывая зря в завтрашний, не бередя попусту нервы вчерашним. Забыл, какая она была раньше? Вся в клочьях – ум, сознание. И на что уходили ее душевные и физические силы? На бесплотные мечтания и фантазии, которые чуть не довели до погибели.