– Дремлет притихший… – вдруг запел мужчина в болоньевой куртке.

– Северный город! – вторили ему красивым дуэтом мать и дочь в одинаковых красных спортивных шапочках.

– Низкое не-е-е-бо над головой! – дребезжащим голоском подтянула старушка.

И уже хором, все вместе, обнявшись:

– Что тебе снится, крейсер Аврора, в час, когда утро встаёт над Невой?

Наташа обнаружила, что тоже поёт вместе со всеми, поёт, не помня ни слов, ни мелодии…

А через пару минут никого вокруг уже не было: ни музыканта, ни слушателей, только мелькнули вдалеке спортивные красные шапочки, и пропали.

Наташа быстро пошла вперёд по улице, притихшей и дремлющей под свинцовым небесным колпаком, но, почувствовав на себе чей-то тяжелый взгляд, резко обернулась. Прямо на неё пронзительно смотрел трёхметровый бронзовый Гоголь. Словно под гипнозом, она сделала несколько шагов к монументу. В ближайшем фонаре зашипело, пенясь и грозя выплеснуться наружу, масло – или, быть может, перегорая, забилась в агонии электрическая лампочка. Замерло движение на Невском проспекте. В наступившей тишине ударил колокол Казанского собора. Процокали по брусчатке – каблуки? копыта? Прошлое с настоящим перемешалось совершенно. Монумент дохнул на закоченевшие пальцы, поддёрнул половчее шинель, облизал губы тонким, маслянисто блеснувшим языком – и наваждение исчезло. Только в ограде, возле самого постамента, лежала теперь тушка голубя, аккуратно обезглавленная.

– Всё-таки откусил! – с уважением прошептала Наташа и посмотрела на памятник снизу вверх.

Памятник смотрел на неё сверху вниз.

– Стильный макинтош, – продолжала Наташа, оглядев спадающую складками бронзовую шинель, – и как раз для такой погоды.

– Да, интересный фасон, мне тоже нравится, – вместо Гоголя ответил Рыба. Он уже стоял рядом, и на нём было серое шерстяное пальто, клетчатый шарф через плечо и такая же кепка – не хватало только трубки, и получился бы типичный городской сумасшедший, возомнивший себя Шерлоком Холмсом.

– Я вот про него говорю, – Наташа указала на памятник. – Но ты тоже ничего себе прикинут.

На свет немедленно была извлечена телефонная гарнитура. Хотя – мельком подумала Наташа – на улицах этого города вряд ли кого-то удивит человек, разговаривающий сам с собой или с невидимым собеседником.

– Что вы сделали со своим небом? – оглядевшись, спросил Рыба.

– Это не наше небо, – весело ответила Наташа. – Ты что, не заметил – мы в другом городе! Ну-ка, давай, найди десять отличий.

Она схватила его за руку и потащила в сторону Невского. «Художник! – прошептал Рыба, когда перед ними возникла громада Казанского собора. – Только художник мог так…» Он остановился, замолчал, захлебнувшись впечатлениями, но Наташа уже толкала и тащила его дальше, вперёд, к новым восторгам и открытиям. Рыба щурился, замирал посреди тротуара, смотрел куда-то вверх или в сторону и произносил непонятные слова – то ли сложные архитектурные термины, то ли известные только в хрупком мире нецензурные слова, выражающие крайнюю степень восхищения.

Стоило выйти на набережную Фонтанки, как налетел ветер. Не ураган, срывающий крыши с домов – но Рыбе хватило и самой малости. Словно ребёнок, стоял он посреди моста, раскинув руки в стороны, и ловил сквозняк за волосы.

– Молодой человек! Сойдите с дороги и не мешайте циркуляции публики! – строго сказала ему какая-то дама.

– Извините, мэм, – ответил Рыба и отскочил к перилам. А потом, повернувшись к Наташе, восторженно добавил:

– Чтоб меня ветром унесло! Я её видел!

– И она тебя увидела. Но ты не волнуйся, тут все спят на ходу и видят сны. Иногда – чужие.

– Наверное, люди здесь живут добродушные и спокойные, – сказал Рыба, – ведь всё дурное тут же уносит ветер.

– Да ещё чего! Такие же психи, как везде, только тихие. Не город, а сумасшедший дом в период ремиссии.

– Тебе так кажется, потому что весь этот город – художник. С ним нелегко ужиться без любви.

– Я не собираюсь жить с целым городом. У меня есть ты, этого достаточно… Но спасибо, что напомнил о художниках. Мне же надо привезти отсюда всяких подарков. Дурацкая традиция: ищи тут, чего нет там.

Наташа, как незадолго до неё – Рыба, встала посреди Аничкова моста, раскинув руки в стороны, и обратилась к прохожим с просьбой указать путь к ближайшей сувенирной лавке. Но все, как на беду, были местными жителями и сувенирами не интересовались. Зато рассказали, кто может почти бесплатно наточить ножи и починить утюг любой степени сложности, в каком подвале ставят лучшие в городе набойки, где продаётся самый вкусный ржаной хлеб, и как найти Костю Моряка, который на своём катере за бутылку водки перевезёт вас с одного берега Невы на другой, если разведены мосты. Наташа было отчаялась, но тут в толпе мелькнул высокий чернокожий турист в розовой будёновке, зенитовском шарфе по колено, в распахнутой шубе, под которой виднелась футболка «Я сердечко Питер», и с расписной балалайкой за плечами. Он-то и указал путь к магазину, в котором умудрился так удачно затовариться.

Придерживаясь направления, заданного интуристом, Наташа и Рыба прошли немного по набережной, свернули во двор и нашли крошечную лавку с безделушками. На прилавке лежали сувениры с видами города, по стенам были развешаны картины, тарелки, футболки, какие-то украшения и просто изящные вещицы.

Рыба застыл перед стендом «Всё по 50». Наташа уже успела выбрать подарки и расплатиться, а он продолжал глазеть.

– Нравится, что ли? – с удивлением спросила она, подойдя поближе.

– Нет. Неподражаемо уродливо.

– Так правильно, ты посмотри на цену. Столько оно и стоит.

– Но ведь это – украшения.

– Ну да. Дешевые украшения.

– Они для красоты?

– Для неё.

– Разве уродливое может украшать?

– Слушай, а эти ваши безродные с окраин – они что, в колье с брюликами свиней доить ходят?

Рыба беспомощно моргнул, вскинул руку к голове, чтобы заправить за ухо непослушную прядь, но вместо этого поправил кепку.

– Невозможно умереть от того, что тебе нечем себя украсить, – осмыслив все незнакомые слова, ответил он. – Только то, без чего можно умереть, должно стоить мало. Или вообще ничего не стоить.

– Какой же ты рабовладелец и крепостник! По-твоему, если человек бедный – то он должен ходить урод-уродом, в дерюге и онучах?

Рыба снова заморгал и вцепился в кепку.

– Украшения красивы, – попробовал объяснить он, – но они не сделают урода ни на вот столько красивее. А такие украшения… Они вполне могут превратить привлекательного человека в менее симпатичного.

– Да я и не собираюсь это покупать, чего ты раскипятился. Смотри зато, что у меня теперь есть! – Наташа достала из кармана желтую стеклянную рыбку. – В компанию к синей. Чтоб не скучала! Ну, мы здесь ничего больше не забыли? Тогда вперёд!