Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шлепнул ее от души!
С силой, на которую не рассчитывал, зная, что ей будет больно.
Почти сразу на ее белой коже образовался красный след моей ладони, словно след от ожога.
— Какого черта?!
Еще шлепок!
Сильнее. Больнее.
Со всей моей яростью, которой я не позволил бы вылиться ни во что другое, иначе ступил бы на путь того, что ненавидел всем сердцем и своим существом, — путь физического насилия.
Не знаю, сколько еще шлепнул ее и зачем шагнул ближе, касаясь ее ягодиц пальцами.
Очнулся лишь оттого, что Лизу вырвало.
От переизбытка эмоций.
От страха, от вероятного неприятия этой ситуации и осмысления того, что может произойти дальше.
Что произошло бы неизбежно, если бы тот жирдяй не оказался у врача без части руки!
Я понимал, что девчонка наказала себя сама, и нужно было остановиться на этом.
Лучше провести остаток ночи в проруби, пока обе ноги не сведет судорогой, чем оставаться рядом с ней, проверяя собственную выдержку!
Сейчас я не доверял себе.
Не доверял так, как еще никогда, как бы тяжело и погано ни было.
Я вышел из комнаты так же порывисто и яростно, столкнувшись первым делом с Бьёрном.
Он скользнул по моему лицу цепким взглядом, лучше всех понимая и не стремясь остановить, когда я прошел мимо, только рявкнул:
— В каюту ее! И запереть!
И это хорошо, что Бьёрн знал меня как облупленного. Он не пошел за мной.
Уже за спиной я услышал его голос, который проговорил:
— Эйнар, давай.
Я не оглянулся.
Ушел в кабинет, чтобы ходить в нем бешеным зверем от стены до стены в желании разнести что-нибудь. Только бы в груди не жгло так сильно.
Я ненавидел эмоции.
Любое их проявление, искренне считая, что только холодная голова и разумные мысли способны вывести жизнь в правильное русло, где нет места ни жалости, ни состраданию, ни сомнениям.
Уже много лет я делал то, что был должен, и не подвергал свою жизнь тому, что могло бы меня заставить изменить себе и укладу.
Только с появлением Лизы здесь жизнь начала трещать по швам.
Пока я держался.
Старался не обращать внимания на это всё, верный тому, что пообещал себе еще полгода назад: что отпущу ее и буду держаться как можно дальше, потому что такой, как я, был не нужен девушке. Слишком холодный, слишком расчетливый, влекущий за собой проблемы и неспособный видеть в простых вещах радость, которую видела она.
Я освободил ее от себя, дав шанс на ту жизнь, которую Лиза заслуживала.
И это была моя ошибка, которая привела девушку в «Чертог».
Если бы следил за ней, то знал бы про этот чертов мост и не позволил бы ей вмешаться!
Но теперь об этом было поздно рассуждать.
Словно огненный ураган в моем ледяном царстве, она явилась и принялась ломать все условия, правила и запреты, которые я выстраивал годами, запугивая и ломая всех, кто пытался поступать иначе.
Голова просто гудела от мыслей, и первым разумным желанием было броситься в прорубь, чтобы прийти в себя и позабыться хотя бы на секунду в ледяных серых водах.
Почему не сделал этого?
Понимал, что если увижу девчонку, прилипшую к окну, то остановиться уже не смогу.
Поэтому пошел в комнату, где долго стоял под ледяным душем, видя, как пар выходит изо рта, но не ощущая колючего холода на теле.
Я и был лед.
Я и был самой страшной зимой, в которую только можно попасть.
И вовсе не собирался таять.
Не хотел! Сопротивлялся огню.
Но уже понимал, что обжегся одной искрой, а значит, был ранен.
И стал слабее.
Жаль, что на этом всё не могло закончиться.
Вернувшись в кабинет, я застал в нем молчаливого и задумчивого Бьёрна, который сидел на диване и окинул меня быстрым взглядом, способным определить мое состояние влет. И едва ли это состояние его порадовало.
— Отправил всех участников игры по домам, чтобы не капали на нервы еще сильнее, — заговорил друг первым, наблюдая за тем, как я занял место за столом, оставив нетронутым закрытый ноутбук, где мог бы увидеть Лизу.
Бьёрн знал меня лучше всех и потому не ждал ответа на свои слова.
Он всё сделал верно.
— Но есть что-то еще? — сухо уточнил я, пытаясь заняться бумагами, которые новой стопкой лежали на столе, но понимал, что сосредоточиться на работе сегодня у меня не получится.
Бьёрн кивнул и подался вперед, поставив локти на колени.
— Все знают, что должно последовать наказание за то, что русская нарушила правила. Будь на ее месте кто-либо другой, ты бы отрезал ему язык еще в круглой комнате, чтобы больше не возникало даже мысли о том, чтобы начать говорить где не нужно и что не нужно…
Он не договорил. Но это молчание и попытка пожать плечами были куда красноречивее любых слов.
Друг сказал верно о том, о чем я сам не думал.
Наказание.
Я наказывал жестоко всех за любое отклонение от правил.
Своих, чужих, игроков, участников игры — не важно.
Кто заслуживал наказания, тот его получал без вариантов и возможности оправдаться.
Потому что оправдания не было. Ты либо следовал правилам, либо нет.
И Лиза не следовала.
Но мысль о том, что мне лично или через парней придется отрезать ей язык, не могла поместиться в моей голове…
Я молчал и делал вид, что ничего не происходит, а Бьёрн продолжал смотреть на меня и явно видел то, что я пытался скрыть, пусть и молчал тоже.
Поганое чувство, когда ты не хочешь быть разоблаченным, а у тебя ничего не получается.
И весь лед мира, который собирался во мне долгие годы, не мог скрыть душу от глаз того, кто не предаст и всегда будет рядом, но даст забыться и сделать еще один гребаный шаг к огню.
— Парни хотят поговорить с тобой. Уже несколько часов ждут в коридоре.
Я только вскинул бровь, давая понять, что это было интересно, но и сейчас промолчал.
Просто слова были лишними.
Что они хотели от меня?
Будут ссориться и выяснять, кто именно отрежет язык русской?
Или предлагать другие варианты наказания?
— Приглашу их?
— Да.
Я откинулся назад на спинку кресла, мрачно и холодно наблюдая за тем, как Бьёрн поднялся, чтобы открыть дверь, и молча кивнул викингам, показывая, что они могут войти.