Кристина медленно поднялась с кровати, шатаясь, подошла к столу и, сдернув с него скатерть, прикрыла наготу. За мозаичными окнами рассвет предвещал рождение нового дня, который не должен был начаться для нее.

И он не начнется.

Кристина с усилием толкнула раму окна, пытаясь ее открыть. Прекратить ставшую бессмысленной жизнь на камнях под замковыми стенами – все, о чем она сейчас мечтала.

Темный лес, покрытый утренней изморозью, запорошенный ночным снегом, напоминал плывущие облака тумана.

На лесной проталине, вдали от дороги кружилось истошно каркающее воронье, предвкушая утренний пир. Кристина знала, чьи искалеченные тела будут терзать стервятники. Она должна быть там, рядом с невинными девушками, погибшими сегодняшней ночью.

Крепкая деревянная рама не поддавалась. Несчастная огляделась. Дверь спальни открывала проход в соседнее помещение, откуда веяло стужей.

Не теряя надежды, она прошла в гостиную, посреди которой стоял длинный дубовый стол, уже сервированный к завтраку. Одно из кресел было обращено к открытому настежь окну.

Кристина возликовала. Господу угодно ее решение умереть. Она быстрым шагом, придерживая на груди скатерть, устремилась к свободе. И вскрикнула от испуга.

В кресле с высокой резной спинкой, скрывавшей его от посторонних взоров, сидел Михаэль. Его мертвый, неподвижный взор застыл на линии горизонта, на линии рождения нового дня. Скорбное лицо замерло восковой маской.

Услышав крик Кристины, он с усилием оторвал взгляд от розовой полоски солнечного света и посмотрел на нее. Его голос прозвучал глухо, словно из могилы:

– Я не знаю, как жить дальше, Птичка… Мой мир провалился в адскую пропасть…

Кристина, затаив дыхание, молча слушала.

– Два человека, которых я любил, вчера предали меня. Моя мать была совращена исчадием Ада, развращена и уничтожена. Теперь она во веки веков проклята людским и Божьим судом. Мой брат не оставил ни капли сомнения в змеиных происках…

Кристина молчала, зная, что Михаэль продолжит. Он сжал кулаки и что было силы ударил ими по резным поручням, которые, не выдержав его чудовищной злобы, раскрошились в щепы.

– Та женщина, чье потерявшее сок тело терзало чудовище в человечьем обличье на алтаре, была моя матушка, Магдалена фон Верен. А один из насильников, от жадной ласки которого она стонала как загулявшая потаскуха, как ненасытная текучая волчица, был мой молочный брат.

– Хассо, – с отвращением выдохнула Кристина.

– Да, когда-то его звали Хассо. Не знаю, что за злобная тварь похитила его душу и какое имя он предпочитает носить ныне…

– Именно он вчера…

– Не продолжай. – Голос Михаэля задрожал. – Я знаю все. Он все подстроил, отвлек подкупленной прислугой. Когда же я прискакал на поляну, то не увидел ничего, кроме догорающих углей и снега, сплошь затоптанного лошадиными копытами.

Я опоздал. Осталась лишь кукла, она валялась посреди костра и говорила о том, что верная подруга ждала меня. Я пытался преследовать негодяев, но на проселочной дороге, сплошь изъезженной многочисленными обозами, не было никаких следов. Регина, испросив совета рун, помогла найти тебя… Я не знаю, как мне дальше жить, Птичка.

Он уронил голову на руки, и его плечи задрожали от рыданий. Кристина шагнула к плачущему Михаэлю. Тот, всхлипнув словно ребенок, крепко-накрепко обхватил ее руками и зашептал:

– Только ты, только ты одна – мое спасение. Мой ангел. Ради тебя я вытерплю всю боль. – Он приподнял красные от слез глаза и, приоткрыв скрывающий ее тело покров, нежно поцеловал Кристину в живот. – Спасибо тебе за подаренную ласку, любимая. Ты вытащила меня прошлой ночью из пылающей печи.

Внезапно по телу Кристины прошла горячая волна пережитого безумия. Ее лоно вновь залил жар. Сдерживая себя из последних сил, она опустилась на колени рядом с креслом Михаэля и поцеловала его в лоб:

– Я всегда буду рядом, мой дорогой друг.

Михаэль встрепенулся. Его глаза заискрились жидким золотом.

– Мне мало быть другом. То время миновало. К чертям бесполезные клятвы. Я люблю тебя. Желаю тебя. Я всегда мечтал о близости с тобой. Сегодня ночью ты стала мне женой. И теперь я намерен просить твоей руки у Вильгельма.

Кристина испуганно молчала. Уже ничего не исправишь. Она не вправе оставить Михаэля.

Молодой человек решительно встал и, подойдя к стенному шкафу, взял с полки небольшой предмет. Вернувшись к сидящей на полу растерянной девушке, бережно поднял ее на ноги и, утерев слезы, осторожно воткнул в волосы изящный костяной гребень:

– Это подарок тебе на память о нашей первой ночи. Их будет еще очень много, поверь. Но пусть маленькая изумрудная птичка вечно напоминает о моих чувствах.

Его мягкие, нежные губы коснулись губ Кристины, язык смело скользнул по краешку ее зубов, призывая вернуть ласку.

В начале декабря затемно, далеко до рассвета, Маленькая Птичка снова проснулась от кошмара.

В самом низу налившегося живота пульсировал комочек плоти, живой плоти, просящей защиты от черных скользких рук, тянущихся со всех сторон. Их ледяные пальцы, гладящие чрево, выпустили железные когти и готовились исполосовать ее, уничтожить самое дорогое – ее будущего ребенка.

Перед сочельником Михаэль, а не Яков, будет просить у отца ее руки, и Вильгельм не посмеет отказать, с каким бы презрением он ни относился к баронессе фон Верен и ее отпрыску.

Он не откажет ему по веской причине: единственная дочь понесла от молодого барона, и отец захочет скрыть позор внебрачного рождения.

В ту роковую ночь, в канун Дня Всех Святых, греховное семя Михаэля зародило в ней новую жизнь. Тем не менее мысли о покинутом Якове не давали покоя Кристине, превратив ее жизнь в бесконечную пытку. Она не появлялась в Марцелле, избегая встречи с несчастным художником. Сидя в заточении в Фогельбахе, открывала дверь лишь на осторожный стук скучающего по ней Люстига, навещавшего любимую в отсутствие Вильгельма. По деревне уже начали ходить грязные слухи, распускаемые внезапно нашедшейся Мартой. Она вернулась на исходе первой недели ноября, бледная, худая, в отрепьях, бросилась в ноги обезумевшим от радости родителям, уверяя, что была увлечена посулами неизвестного маркитанта, везущего товары во Фрайбург на осеннюю ярмарку.

Наветы Марты не отличались новизной. Она рассказывала односельчанам, что в ночь Всех Святых имела во сне откровение о совокуплении своей молочной сестры с самим Сатаной. Он него блудница понесла сына – будущего Антихриста, намеренного поглумиться над человеческим родом.

Кристина, не обращая внимания на змеиный яд, источаемый мерзавкой, нежно гладила набухающий комочек внизу живота и мечтала о несбыточном – чтобы это был ребенок Якова. Ее душа горела от боли, прекращавшейся лишь на время страстными ласками влюбленного Михаэля, но поутру он исчезал, и чувство вины возвращалось, терзая пуще прежнего.