С этими словами Резак передал Споту имитацию и показал потайное колечко, которое следовало повернуть, чтобы заработали голограммы дыма и миниатюрные волновые инициаторы обонятельных рецепторов.

– А яд там имеется?

– Имеется, но в микроскопических дозах, чисто для понтов.

– И это называется «курить»?

– Да, именно это.

Какое-то время они курили, подкручивая регулировочные колечки.

– Достаточно необычно, – сказал Спот, хотя ему это занятие совсем не нравилось. – А точно этот яд сильный?

– Варвары приводили мне такой пример. Вот берется здоровенный такой кормочандр. Ты знаешь, что такое кормочандр?

– Нет, сэр.

– Это такое животное. Шесть ног, вытянутая голова, хвост и недоразвитые крылышки. Атавизм!.. Во! Вспомнил я это слово, а тот раз тыкал и мыкал, но как обрезало. Так вот эти твари жрут глицериновый песок на торфяниках, и им от этого – ничего. А вот этого яда всего одна капля ухайдокивает этого гиганта напрочь. У них так и говорят – капля никотина убивает кормочандра.

На дистанции казенного маршрута Атаманга – Шлезвиг разыгралась мюонная вьюга. Потоки холодной плазмы исторгались околозвездными полевыми нагромождениями и выбрасывались в окружающее пространство, снося навигационные станции, опрокидывая волновые дамбы и наводя помехи на официальные стационары имперского географического общества.

В такой ситуации переход через Реки Уллиса, трехмерные пространства четырехмерного комплекса аномалий, могли себе позволить только сумасшедшие или профессиональные контрабандисты, однако, по мнению пилотов-пограничников, даже «контрабасы» предпочитали отсидеться где-то в укрытиях и не подставляться под рой «черных ос» – тысячекилометровые вихри из микрочастиц космического абразива, достигавших на границах вихря субсветовой скорости.

Если на пути вихря попадалась станция или корабль, они вспыхивали, как сверхновые звезды. Но пилоты местного пограничного отряда к таким условиям были готовы, а потому не прервали патрульный облет границ района, получив неблагоприятную погодную сводку.

Для них подобные условия не являлись чем-то новым, к тому же всем было известно, что контрабандисты для скачка выбирали самую плохую погоду. Мало того, если лет семь назад, по заверениям ветеранов эскадрилий, самый длинный контрабандистский конвой состоял из четырех-пяти сухогрузов, теперь обычный контрабандистский груз насчитывал группу из двадцати, тридцати, а то и сорока судов, которые следовали с прикрытием из пары дюжин единиц перехватчиков и легких штурмовиков. При этом они первыми нарушали границы и с ходу атаковали обнаруженные пограничные средства – малую авиацию, навигационную станцию или даже артпост.

Целью этих сопровождающих конвои агрессивных москитов являлась не победа в битве, а отвлечение всех пограничных средств от прохода контрабандистского конвоя, который вскоре после перехода через Реки Уллис получал возможность разогнаться до субсветовой скорости и затеряться среди многочисленных координат, ложные пакеты которых щедро вырабатывали зараженные вирусами радарные посты.

По таким правилам пограничники играть не могли. Гоняться за нарушителями по результатам пеленга не было их делом, но их службой являлась организация непроходимого рубежа.

В этот раз патруль, состоявший из восемнадцати перехватчиков, решил проверить одну из новых тактических заготовок. Используя показания новейших радарных контуров, группа вычисляла относительно безопасные для перехода районы и прикрывала их. Однако главная задача – выявить, какими силами и какое количество переходов следовало прикрывать.

Старые расчетные центры, стоявшие на перехватчиках до модернизации, не имели новомодных прогнозных блоков и выдавали до двадцати точек возможного перехода, но восемнадцатью единицами закрыть двадцать переходов было невозможно. Тем более что противник бросал в переход между вихрями пару дюжин штурмовиков, встречая там, в лучшем для пограничников случае, лишь пару перехватчиков. Разумеется, каждая из этих машин могла противостоять пяти-шести устаревшим аппаратам контрабандистов, однако те выходили десятками, поэтому пограничникам впоследствии оставалось только сожалеть о своей беспомощности.

Сейчас же на мониторах новейших разведывательных комплексов с блоками прогнозирования отражались всего четыре перехода. Перехватчики встали против четырех позиций и начали ждать.

Мюонная вьюга все разгоралась, но они продолжали держаться выбранных координат, и спустя десять часов ожидания звено майора Загорского, состоявшее из трех перехватчиков, засекло первые цели, несколько десятков. Благодаря новейшей аппаратуре их приближение обнаружили на приличной дистанции, после чего майор послал запросы о помощи по общему для патруля каналу.

Откликнулись все, однако время подхода было разным – кому-то требовалось полтора часа, другие могли подойти за сорок минут, а ближайшим трем перехватчикам лейтенанта Чейза ходу было всего двадцать две минуты.

Майор Загорский мог отступить, устав не заставлял его стоять насмерть, однако его офицерская честь была задета всеобщей неспособностью противостоять преступникам, и он решил принять бой втроем против тридцати шести штурмовиков «орса», которые были сняты с вооружения еще пять лет назад, но с тех пор прошли модернизацию в доках частных компаний.

Большие маневренные перехватчики осыпали своих оппонентов дождем из самонаводящихся ракет, однако, несмотря на точные попадания, лишь пятая часть штурмовиков сошла с дистанции и, кувыркаясь, понеслась в космос, а остальные, даже с повреждениями, продолжили атаку.

Под плотным огнем агрессивно атакующего противника звено майора Загорского неожиданно быстро потеряло перехватчик. Оставшиеся два, расстреляв все ракеты дальнего боя, теперь огрызались только пушками калибра семьдесят пять миллиметров.

Ситуация складывалась в пользу контрабандистов, однако им мешала собственная скученность – то и дело кто-то получал в корму снаряд от своих. О том, чтобы воспользоваться в такой свалке имевшимися у них немногочисленными ракетами, не могло быть и речи. А оставшаяся пара перехватчиков продолжала сопротивляться, жестко пресекая попытки штурмовиков сблизиться с ними и ударить ракетами наверняка, не задевая своих.

Перехватчики отчаянно жгли запас маршевого топлива, расходуя его в маневровых соплах, однако еще быстрее они расходовали запас гравитоновых капсул, позволявших почти мгновенно совершать скачки на несколько десятков метров. Прыжковая камера срабатывала автоматически, как только радары засекали критические по плотности облака пушечных снарядов, несущихся на перехватчик. Если снарядов было немного, их принимала на себя защита, в другом случае приходилось расходовать очередную драгоценную капсулу.

Звено лейтенанта Чейза все еще находилось за пределом радиального горизонта, однако он сумел связаться с майором по субволновой связи.