Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И никто не знал, что дело не во внятности чтения, а в том, что канон стал понятней.
…
Дети поражают непосредственным мировосприятием.
Вечером рассказываю, что в нашем соборе проводили исследования. Оказывается, он прогнулся и лет через 500–700 может рухнуть. Уля:
– А мы как же?..
Выхожу утром закрыть за Катей дверь (провожаю в школу). Завернулся в простыню. По плечам длинные волосы. Катя, в изумлении:
– Папа, ты копия Иисус Христос. Такой же милый и… жалкий.
В одном храме мне рассказывают: «…отца В. здесь просто съели». Уля делает большие глаза и шепотом, прижимаясь:
– Папочка, ужас, пойдем скорей отсюда, тут людей едят!..
Уля читает молитву Иисусову. Скороговоркой произносит, быстро крестится и делает земной поклон. Вскочила – и опять (несет взятый на себя обет). Я захожу в комнату, вижу это и спрашиваю:
– И как ты думаешь: Господь успеет сообразить, что ты Ему бормочешь и что ты делаешь?..
Она переводит дыхание. Смотрит на меня. Прищуривается:
– Господь? Успеет. Он – ВСЕМОГУЩИЙ!
…
Никогда не понимал людей, для которых Церковь – это своего рода служба ритуальных услуг. Это особая, четко выраженная аудитория.
Приходят исключительно после Литургии. Напряженные и злые лица. Требуют, именно требуют, немедленно отслужить панихиду или молебен. Почти всегда даже одинаковыми словами:
– Мы заплатили! Пятнадцать рублей.
Так целый день идут, сменяя один другого. И приходится отказывать в общении тем, кто пришел поговорить, исповедаться. И служить.
Вот это точно для меня мучительная процедура. Как ни пытаешься молиться искренне и относиться ко всему происходящему философски, не можешь избавиться от ощущения абсурда такой вот религиозности.
Думал: откуда это у людей? Может быть, какой-то батюшка (или монастырь) именно так учил относиться к храму и к Богу, может, это что-то вроде какой-то традиции? Но откуда она? Кто ее ввел, пропагандировал?
…
После сотен исповедей – утром, вечером сегодня, в прошлые дни… вдруг мысль об одном грехе, в котором стали исповедаться в последнее время катастрофически часто: хула на Бога, на Божию Матерь, святых, на Церковь во время молитвы дома или во время богослужения.
Еще два-три года назад такого шквала хулы не было.
Понятно, что это бесовское искушение, диагностированное и точно описанное отцами еще тысячелетия назад. Но почему именно в последнее время так часто?..
Поток сплетен и гадостей, которые выливают на Церковь и веру СМИ? И все это через подсознание как-то начинает действовать?
Какая-то очередная неудача сатаны, от которой он пришел в ярость и мстит?.. Что за неудача? Пробуждение религиозности в русском человеке, возвращение в Церковь тысяч и тысяч людей?..
Великая Пятница
Трудные дни, которых и ждешь, и побаиваешься. И от тех тем, что встанут перед нами: Страсти Христовы, Смерть… и от тебя Христос ждет ответа – что ты в своей жизни изменил, зная все это? И от физической усталости.
Но знаешь, что все это приведет к какому-то особому, возвышенному состоянию души. Пройдя через Страстную, к Пасхе подходишь уже немного иным.
И еще большая тема: что делать с тем, что люди мало что понимают из совершающегося богослужения?
Но главное-то понимают! Даже когда мы понимаем тексты, обряды богослужения Страстей лишь на 10 %, мы понимаем все равно больше, чем ученики Христовы, Его Мать. Они вообще не понимали, как могло случиться, что Иисус был схвачен, жестоко мучим, казним…
Они просто были с Ним в эти страшные минуты (хотя кто-то от страха и убежал).
Вот так и нам: хотя бы побыть с Господом, принести к Его Страданиям каплю наших сил, напряжения ума, вслушивающегося в тексты, чувств, переживающих драму.
Великая Суббота
Такой прекрасный и великий день. Но приближается еще более светозарный и великий… Отец А. Шмеман замечательно осмысляет, пишет, что смысл Пасхи – в разрушении смерти. Причем не просто в разрушении смерти, происшедшей тогда со Христом, в Его личном Воскресении. И даже не в обещанной нам будущей (эсхатологической) победе над смертью.
А и в разрушении смерти в нас: уже в этой жизни, сейчас. «Поэтому и все настойчивые “воскресни”, “восстани” – это не “инсценировка” прошлого, не “символизм”, а мольба о том, чтобы все это совершилось и совершалось с нами, в Церкви, в мире» («Дневники», 11 апр. 1977).
Что это значит? А то, что вся наша земная жизнь есть победа над распадом, хаосом, энтропией, слабостью. Пасха, Воскресение, сообщает нашей жизни во всех ее проявлениях импульс силы и динамизма.
Светлый Вторник
В понедельник с ночевкой ездили с детьми из нашей Воскресной школы в пос. Ленинское, в мой первый храм. Дети набегались и наигрались. Звонили в колокола. Ели шашлыки. Местные дети, слонявшиеся по поселку, грязные и злые, с завистью смотрели на наших.
На обратном пути в автобусе пьяный местный житель, узнав, что с нами десять верующих детей, бормотал:
– Несчастные дети… зомби. Вы делаете из них зомби…
Вот это прекрасная иллюстрация к тому, что думает мир о вере.
Грязный, обезбоженный, живущий мелкими суетными интересами и удовольствиями мир, тоску по высшему, по смыслу заглушающий наркотиками и алкоголем, считает, что Церковь отнимает у человека свободу. А ведь именно Церковь выводит человека из тьмы к свету, дарит ему жизнь с избытком (Ин. 10, 10).
Тут альтернатива: сын Божий (дочь Божия) – или раб диаволу и греху. Наверное, полной свободы и быть не может. Мы в принципе несвободны. Со стороны тела детерминированы законами природы, ограничены плотью, связаны требованиями тела (пища, сон). Больше того, мы живем в определенное время, в определенной стране, вовлечены в определенный социум.
Итак, наше тело несвободно!
Но и душа наша тоже, на самом деле, несвободна. Либо она – Божия, либо – принадлежит сатане. Только те, чья душа подпала под власть сатаны, этого не понимают. Они думают, что свободны, однако они не в силах победить даже элементарные человеческие страсти (хотя бы научиться сдерживать себя в общении с людьми и не показывать свой дурной характер).
В Страстную