Ноэль не заметила, что Хэнк стоит рядом, пока он не обнял ее за плечи.

– Это я виноват, – произнес он. – Надо было выбрать другую дорогу.

– Когда я была маленькой, мы с отцом часто устраивали здесь пикники, – скорбно выговорила Ноэль. – Когда Роберт задумал постройку торгового центра, поначалу мне казалось, что до этого дело не дойдет. Последовали десятки совещаний, обсуждений проектов и ленчи с мартини у Гранта Айверсона. – Ее пронзила боль утраты, словно перепаханная земля, некогда покрытая густым лесом, а теперь взрытая колесами грузовиков и гусеницами бульдозеров, символизировала все, чего лишилась она сама.

Рука Хэнка сжалась на ее плече.

– Я слышал о будущем торговом центре, но понятия не имел о масштабах строительства. – Он негромко присвистнул сквозь зубы. – Он займет не меньше пятнадцати – двадцати акров.

– Вроде того.

– И какому же счастливчику достался такой участок?

Ноэль мгновенно выхватила взглядом Роберта из толпы крошечных фигурок в касках. Он распекал кого-то из рабочих, приняв позу, исполненную мужского самолюбия, – голова гордо вскинута, кулак рубит воздух. Провинившийся подчиненный был почти на голову выше Роберта, но по сравнению с ним казался коротышкой.

– А это его прораб, Майк Хеншоу. – Даже издалека Ноэль узнала Майка по животу, свисающему над ремнем брюк. – Он проработал в компании более тридцати лет и, должно быть, уже ко всему привык. Насколько мне известно, отец Роберта еще сильнее тиранил подчиненных.

– Как я понимаю, он отошел от дел?

– Более или менее. Коул по-прежнему приезжает в офис каждый день на пару часов, но в остальном участия в делах не принимает. Кто заменил его – ясно сразу. Иногда я гадаю, что было бы, если бы брат Роберта…

Ноэль вдруг осеклась: ее внимание привлек белый «кадиллак» новейшей модели, медленно едущий по ухабистой дороге, проложенной от шоссе до строительной площадки. Она сразу узнала машину своей свекрови и громко ахнула. Что здесь делает Гертруда? Ей полагалось быть дома, присматривать за Эммой! «Кадиллак» остановился перед трейлером, где размещалась контора Роберта. Пожилая женщина, поразительно подтянутая для своего возраста, вышла из машины. Ее волосы, уложенные в высокую прическу, имели неопределенный бежевый оттенок. Осторожно переступая на шпильках, она несла в руке бумажный пакет.

Спустя минуту пассажирская дверца распахнулась, и из машины выскользнула маленькая темноволосая фигурка. Ноэль беспомощно смотрела, как Эмма бросилась к отцу, и ей казалось, что твердая земля вдруг разверзлась под ее ногами.

Эта сцена стала для Ноэль последней каплей.

И вместе с тем она будто пришла в сознание. Пламя гнева сожгло ее прежнюю кожу, обнажив новую. «Будь у меня ружье, я застрелила бы его», – думала она.

Осознание было таким острым и мучительным, что Ноэль с протяжным всхлипом обмякла в руках Хэнка. Ее голову наполнил низкий навязчивый гул, похожий на вой ветра в трещинах фундамента. Она чувствовала, как руки Хэнка, его прекрасные исцеляющие руки, гладят ее по спине, приглушают жгучую боль. Его теплое дыхание овевало ее висок. Когда он поцеловал ее, этот поцелуй она восприняла как неотъемлемую часть ее испытаний, нечто неразрывно связанное с Эммой. Заглянув в глаза Хэнку, она вдруг стала независимой женщиной, не желающей мириться с судьбой и наконец-то выступившей из густой тени на свет.

Когда Мэри свернула на шоссе И-87, уже стемнело. По пути из города по мосту Третьей авеню она попала в плотную пробку. А предстояло еще два часа езды. День выдался отвратительный. Он начался с утреннего совещания, на ко-200 тором Бриттани выложила весь запас плохих новостей: недовольство клиентов нарастало, бухгалтер обнаружил неуклонный рост накладных расходов, Ховард Лазарус ежедневно названивал по поводу банкета в «Зале Рене».

Худшим из сегодняшних событий была встреча с Лео Легра. Явившись к нему в Сохо, Мэри обнаружила известного организатора банкетов в совершенно невменяемом состоянии. Не сумев образумить его напоминаниями о договоренностях, Мэри приняла окончательное решение. Мысленно простившись с кругленькой суммой, она любезно, но твердо сообщила Лео, что он уволен.

К счастью, она подготовилась к самому худшему. Вооружившись списком названий из справочника, она принялась искать замену Лео. Первого из кандидатов, с Восточной шестьдесят четвертой улицы, она отсеяла сразу же. Она обнаружила, что в паштете попадаются комки, а стручковая фасоль переварена. Шеф-повар оказался чересчур любезным и услужливым, и Мэри предположила, что дел у него не так уж много.

Шеф-повар из ресторана «О, да!» в Трибеке оказалась полной противоположностью первому кандидату: она держалась как примадонна, убежденная, что клиенты просто обязаны лебезить перед ней. Пробы блюд, которые Мэри принесли в маленьких соусниках от Херенда, она сочла отменными, но от услуг повара все-таки отказалась. После катастрофы с Лео ей меньше всего хотелось иметь дело с темпераментными и капризными асами кулинарии.

К тому времени как Мэри прибыла в ресторан «У мадам Грегуар» на Западной авеню, она почти утратила надежду на чудо. Но при виде полной французской дамы с красными, загрубевшими от работы руками и узелком седых волос на затылке Мэри воспрянула духом. Мадам была настолько же приветлива, насколько ее кушанья превосходны. За день Мэри уже успела напробоваться шедевров кулинарии, но не смогла отказаться от нежных кусочков лобстера с салатом из грибов, от запеченных артишоков и оленины в перечном соусе. И тут же, не сходя с места, подписала чек.

Но, направляясь домой, Мэри не испытывала привычного чувства удовлетворенности – в ее душе образовалась гложущая пустота. Что значит банкет по сравнению с ее дочерью? Ей следовало бы довериться чутью и остаться дома. Очевидно, встреча с психологом прошла неудачно. Ноэль не позвонила, а когда Мэри сама позвонила ей, ее не оказалось дома. Дорис рассказала дочери, как прошла встреча, и прибавила в адрес психолога несколько почти нецензурных слов, какие употребляла крайне редко.

«Бедная Ноэль, – думала Мэри. – Мне следовало побыть рядом с ней».

Ей вспомнился утренний разговор. Слова Ноэль до сих пор жгли ее, но Мэри признавала, что в них есть доля правды. И все-таки она любила дочь. Как объяснить это Ноэль? Неужели она просчиталась, думая, что временное возвращение домой хоть что-то изменит?

Дом. Даже это слово утратило для нее смысл. Где ее настоящий дом? Только не в Бернс-Лейк, хотя приезжать туда бывало приятно. Мэри нравилось сидеть по вечерам на веранде, засыпая под скрип качелей. Нравилось собирать на огороде овощи. Просыпаться под пение птиц и шорох разбрызгивателей. С каждым временем года были связаны свои, особые традиции. Ежегодный парад Четвертого июля, поездка только что выбранной королевы красоты в открытом «кадиллаке» по Мэйн-стрит. Рождественские гулянья, а потом – горячий ром и пение гимнов при свечах. В октябре организация «Дочери американской революции» неизменно устраивала «Праздник тыквы», кульминацией которого становилась инсценировка битвы при Сэнди-Крик, со старинными мушкетами и пушками.