Минуту они лежали неподвижно, ошеломленные падением, а потом разом зашевелились, но никак не могли распутать руки и ноги и встать. Ноэль сумела подняться только после того, как Линда протянула ей руку. Вдвоем они поставили бабушку на ноги и усадили на ближайший стул.

Бабушка прижала ладонь к высоко вздымающейся груди.

– Боже всемилостивый! Я думала, что придушила тебя!

«Так и получилось – в переносном смысле», – с беспросветным отчаянием мысленно ответила Ноэль. Даже если бы эту сцену поставил сам Роберт, она не произвела бы худшего впечатления. Только Богу известно, что теперь напишет в отчете Линда Хокинс. «Наверное, наш дом показался ей приютом для умалишенных… а мы с бабушкой – его пациентами».

Но бабушка споткнулась и упала случайно, хотя ее действия могли быть истолкованы превратно. Ноэль не собиралась извиняться за нее.

Тем не менее психолог помедлила у двери, по-видимому, ожидая объяснений.

– По-видимому, ваша бабушка строго придерживается своих убеждений, – сухо заметила она.

– Не стану спорить. – На языке Ноэль уже вертелось замечание, которое могло бы смягчить ситуацию, но даже слепой увидел бы, что ее положение безнадежно. Когда же Ноэль снова открыла рот, ей показалось, что кто-то другой, почти всегда молчащий человек, произнес за нее: – Жаль, что мне так долго не хватало смелости отстаивать мои убеждения.

Номер был записан на липкой бумажной ленте, приклеенной к телефонному аппарату. Много дней назад Ноэль записала его на всякий случай. И вот теперь, после неудачной беседы с психологом, она решилась набрать эти несколько цифр. Она не знала, живет ли ее знакомая по прежнему адресу. Не подумала, чем объяснить свое длительное молчание. Она поняла лишь одно: хватит ждать, когда Господь Бог или судья Рипли решат ее судьбу.

Свершилось чудо: на звонок ответили почти сразу.

– Алло!

– Гвен? – Ноэль крепко вцепилась в трубку. – Гвен, это Ноэль Ван Дорен… понимаю, я слишком долго не звонила…

Гвен Нолан издала гортанный смешок, и Ноэль представила, как она садится в кресло, прикуривая сигарету, – крепко сложенная женщина с усталыми глазами, повидавшими слишком многое, и заразительной улыбкой ребенка.

– Вот это да! Где же ты пропадала?

– Пыталась остаться трезвой, – ответила Ноэль с грустью, напоминая о том, что известно каждому пациенту общества анонимных алкоголиков: на их пути слишком много рытвин и ухабов. – Гвен, я звоню вот по какой причине…

Через час, пообещав побывать на завтрашнем вечернем собрании в Первой баптистской церкви, Ноэль повесила трубку и почувствовала себя увереннее и сильнее. Зачем она так долго медлила? Чего боялась?

«Ты избегала не только разговоров с Гвен», – шепнул ей внутренний голос.

Ей требовалось поговорить еще с кем-нибудь. С человеком, способным пролить свет на происходящее. Кто лучше ее бывшей соседки Джуди Паттерсон знает, как ей жилось в доме номер 36 по Рамзи-Террас?

Через несколько минут Ноэль уже вела свой «вольво» к Рамзи-Террас. «Джуди тоже мать, – думала она. – Она поймет, что мне пришлось пережить». Они не были слишком близки, но, несмотря на трусость, проявленную Джуди в тот злополучный день, она всегда была хорошей соседкой. Прошлой зимой, пока Ноэль болела гриппом, именно Джуди принесла ей кастрюлю куриного бульона и предложила присматривать за Эммой. Неужели теперь Джуди откажет ей в помощи?

Ноэль подъехала к длинному дому Паттерсонов, выстроенному в стиле ранчо, в половине четвертого. Дом выглядел запертым и покинутым. У Ноэль упало сердце, но она тут же вспомнила, что таким он был всегда. Джуди поддерживала во дворе безукоризненный порядок – никаких велосипедов и качелей перед крыльцом, никаких мячей на подъездной дорожке. Ее мужу Блейку принадлежала сеть дешевых аптек, он проводил в поездках несколько месяцев в году. Джуди по утрам играла в теннис в клубе и занималась в тренажерном зале. Детей она отправляла в дневной лагерь или в летнюю школу или же оставляла играть у бассейна на заднем дворе.

Джуди открыла дверь очень быстро. В бермудах, накрахмаленной белой блузке и переднике с вышивкой «Лучший повар в мире» она выглядела безупречно, как всегда. Но, судя по всему, увидеть Ноэль она не ожидала. От удивления даже приоткрыла рот.

– Ноэль! Что ты здесь… то есть вот так сюрприз!

– Прости, что я приехала без звонка, – начала Ноэль. – Я не вовремя?

Помедлив, Джуди посторонилась, пропуская ее в дом.

– Я пеку кексы для благотворительного базара – мы собираем средства для «Малой лиги». Не спрашивай, почему именно я! Ты же знаешь, я никому не могу отказать. Проходи же! Ты поможешь мне приготовить глазурь. – Ей не удалось замаскировать смехом нервозность.

Бывшая соседка Ноэль была худощавой и белокурой. Именно так она описала бы себя, решив поместить объявление в рубрику «Знакомства» (впрочем, сама мысль об этом была абсурдной). Да, именно так – «худощавая блондинка». Как будто этого достаточно, незачем даже быть симпатичной. Впрочем, ее глаза нравились Ноэль – бирюзовые, с густыми темными ресницами.

– Зачем они собирают деньги на этот раз? – полюбопытствовала Ноэль.

– На новую форму – на что же еще? Она изнашивается быстрее, чем дети успевают вырасти из нее.

– Мальчишки всегда одинаковы, – вежливо пробормотала Ноэль, проходя вслед за Джуди на кухню.

– Ох уж эти мне мальчишки! Совсем не берегут одежду, у моих не на что ставить заплатки. Тебе повезло: девочки всегда аккуратнее. – Джуди вдруг спохватилась и пристыженно отвела глаза. – О, Ноэль, извини! Язык вечно меня подводит…

Ноэль удивилась беспечности, с которой сумела ответить:

– Ничего страшного. Да, я рада, что у меня есть Эмма.

В кухне с полированными дубовыми полками и яркой мексиканской плиткой на столе теснились формы и миски. В углу уже была приготовлена проволочная подставка для будущих кексов. Садясь за стол, Ноэль заметила список предстоящих дел, прикрепленный в дверце холодильника магнитом в виде божьей коровки.

«Вот жизнь, от которой я сбежала», – подумалось ей. Жизнь, состоящая из бесконечных хлопот, которыми она когда-то пыталась заполнить пустоту. Ноэль не знала, случается ли Джуди чувствовать себя связанной домашними делами по рукам и ногам, – вероятно, нет, – но ей самой порой в кухне хотелось разбить яйца об стену вместо того, чтобы старательно отделять белки от желтков. Однажды, заметив дыру на простыне, Ноэль сунула в нее палец и незаметно для себя разорвала простыню. А потом испугалась, что приходящая горничная сочтет ее сумасшедшей, и затолкала простыню на дно мусорного ведра, подальше от глаз Кармелы.

Единственным, ради чего стоило вести такую жизнь, была Эмма. Ее малышка. Ее дочь.

– Джуди, мне нужна твоя помощь. – Ноэль заговорила негромко, но Джуди, которая вынимала из духовки противень с кексами, уставилась на нее так, будто услышала истошный вопль.