— У меня сложилось впечатление, что он работает по указанию самого Ежова, а то и еще кого-то повыше.

— Возможно, вполне возможно. Но мне кажется, что он далеко не в выгодном положении. Хотя прямо сейчас ему ничего не угрожает. Иными словами, он в таком же положении, как все.

— Что-то еще раскопали для своих записей в ящике?

— Я бы сказал, в секретном ящике. — Бабель поднялся с подоконника, на котором все это время сидел, и потянулся. — Надо немного пописáть перед учениями. Они начнутся после обеда. Кто знает, смогу ли я снова держать ручку, после того как проведу полчаса в противогазе.

— Поверьте, полчаса в противогазе лучше, чем один глоток газовой смеси. Мне приходилось видеть, как люди травятся газом, и я надеюсь, что больше не придется сталкиваться с подобным зрелищем.

— Конечно, если дело дойдет до войны, не думаю, что фашисты станут разбрасывать букеты с бомбардировщиков. Нужно готовиться. Я слышал, что Сталин приказал рыть метро на максимально возможной глубине, чтобы можно было укрыться от налетов с воздуха. И если мы готовы к бомбам, то почему не приготовиться к газовой атаке?

— Вы действительно думаете, что на нас нападут?

— Они уже готовятся к этому, мой друг. Мы стреляем в них в Мадриде, а они отстреливаются. И поверьте, Испанией это не ограничится. — Он пожал плечами. — Сталин это понимает. И делает все, чтобы мы были готовы к этому.

— Да, — сказал Королев, думая о людях из стали, которые уверены, что остальные слеплены из такого же теста.

Бабель попрощался и ушел. Какое-то время Королев каждой клеточкой ощущал свои сорок два года. Мысль о еще одной войне, со всеми ее ужасами и трудностями, словно тяжелый камень, давила на него. Ему хватило войны против немцев и австрияков. Он помнил лица убитых молодых ребят, среди которых мог оказаться сам. Они гибли тысячами, и в конце Первой мировой войны их было уже миллионы, а потом столько же в Гражданскую. В этот раз будет еще хуже — с новыми танками, бомбардировщиками и оружием, которое может положить сразу целый батальон. Конечно, он пойдет воевать, если до этого дойдет. Он прекрасно знал свой долг, как и другие граждане.

Размышляя об этом Королев, вероятно, уснул, потому что следующей картинкой, которую он помнил, было лицо Валентины Николаевны в проеме двери. В бледном свете солнца, падавшего через окно, ее волосы отливали золотом. Такая красавица, будто с рекламного плаката!

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Неплохо. Лучше. Я не привык все время лежать. Думаю, я уже могу подняться.

— Отлично. Сейчас принесу вам чаю. Ваш коллега Семенов скоро приедет. И звонил полковник Грегорин — он надеется, что вы быстро поправитесь.

— Спасибо, — сказал Королев, думая, каково Грегорину теперь, когда его марионетка соскочила с веревочек.

— За вами, мужчинами, нужно постоянно присматривать. Но я не против.

Валентина Николаевна улыбнулась и закрыла дверь, а он дал волю воображению и представил, как держит ее в объятиях. Она такая маленькая, но, похоже, сильная. Ее волосы пахнут цветами, а кожа — свежим хлебом. Почему-то он был в этом уверен.

Чай отлично взбодрил Королева. Он встал и подошел к окну, довольный тем, что комната перестала плыть перед глазами. Он скрестил руки на груди и посмотрел на чистое голубое небо. По дороге женщины в противогазах, свободных резиновых костюмах и огромных перчатках толкали тележки гражданской обороны. В тележках был какой-то белый порошок. Интересно, что это? Из собственного опыта он знал, что при газовой атаке надо бежать как можно быстрее. Противогазы, к сожалению, от иприта не спасали.

Когда в семнадцатом году немцы сбрасывали на русские окопы капсулы с ипритом, его полк как раз был в запасе. Сначала солдаты решили, что немцы ошиблись: сотни капсул падали на землю, в грязь, и не взрывались. Единственное, что их насторожило, — легкий запах чеснока. Лишь через несколько часов на открытых участках кожи стали появляться волдыри. Но это было не все. Газ просочился сквозь одежду и пробрался даже внутрь тела. Внешние и внутренние органы были в волдырях — подмышки, пах, грудь, желудок. Все. Кто знает, сколько человек тогда погибло? Тысячи ослепших солдат, взывая о помощи, бродили по полю, а немцы расстреливали их, как крыс, — и это был не самый худший конец. Его полк отправили на подкрепление, и если Бог простил пруссаков, которые попали им в руки, то они — нет…

Дом задрожал, когда эскадрилья бомбардировщиков оказалась над ним, и один из самолетов закрыл собой все небо, пролетая так низко, что Королев смог рассмотреть даже заклепки на дверце. Задребезжало стекло в оконной раме, собака во дворе заскулила и бросилась искать укрытие. При виде самолетов Королев воспрянул духом, хотя ему и стало немного не по себе от близости столь мощной военной техники. На этот раз они будут готовы, если фашисты вздумают напасть!

Королев вздохнул, подошел к столу и оперся о него рукой. Он увидел кровь на воротнике своего пальто, и мысли о расследовании снова зароились в голове. Если предатели пытаются продать икону за границу, понятно, почему в этом был замешан Миронов: кто поможет вывезти ее, если не майор иностранного отдела? А может, он как раз хотел помешать вывозу иконы на Запад? Королев в душе проклинал Грегорина. Он уже привык к тому, что тот манипулировал им, — все-таки это делалось ради великой цели. Но информация Коли Графа о том, что именно Грегорин возглавляет операцию по поиску иконы, полностью выбила у него почву из-под ног. А может, Грегорин использует его, чтобы найти икону, потому что кража из хранилища НКВД была его упущением? Икону увели из-за халатности или совсем по другой причине? Но ситуация рано или поздно прояснится, и если Королев к тому времени будет еще жив, то найдет подонка и вырвет его сердце собственными руками.

В этот момент он услышал стук в дверь. Через секунду на пороге появился Семенов.

— Как вы, Алексей Дмитриевич? Генерал сказал, что у вас сотрясение. Вам уже лучше?

Улыбка на лице Семенова показалась Королеву больше издевательской, чем сочувственной, и он недовольно стиснул зубы. О чем он вообще думал? Зачем полез драться с тем здоровяком? Как старший он должен подавать пример своему более молодому сотруднику. Вместо того чтобы обучать Семенова тонкостям профессии следователя, он лежит с разбитой головой и не в состоянии даже нормально передвигаться. Унизительное положение.

— Я отлично себя чувствую, — процедил он сквозь зубы. — Садись, в ногах правды нет. Рассказывай, что там у тебя.

— Итак, все по порядку. Передаю привет от генерала Попова его любимому ударнику труда.

— Послушай, ты, выскочка, у меня голова раскалывается, поэтому, если не хочешь нарваться на неприятности, оставь свои насмешки.

Семенов удивленно приподнял брови, и Королев подумал: неужели вся молодежь нынче такая нахальная? И снова этот дурацкий плащ! В нем Семенов походил на щеголя, да еще и волосы набриолиненные. Он сейчас напоминал деляг, которые приторговывали билетами на Киевском вокзале.