Пока мы готовились, противник все же решился напасть на нас. Из русла реки раздалось лошадиное ржание, а вскоре мы увидели кончики пик, появившиеся из-за кустов.

– Внимание, – крикнул я, – огонь по моей команде!

Я дал возможность британским уланам приблизиться к нам метров на двести, после чего выстрелил по ним из подствольника. ВОГ-25П ударилась в грунт у самых копыт лошадей, подскочила вверх и разорвалась в воздухе. Несколько улан смело с седел. Рядом со мной затрещали очереди из «калашей», а с крыши «Тигра» забил длинными очередями «Печенег».

Все закончилось через несколько минут. Выстрелы затихли, и было слышно лишь, как стонут раненые и дико визжит умирающая лошадь.

– Барс, Гвоздь, Костя и ты, Маша, держите инглизов – мертвых и пока еще живых – под прицелом, – скомандовал я. – А ты, Козырь – за мной. Пойдем глянем, есть кто там еще живой.

Живых, однако, мы нашли всего двух. Один из них, молодой татарин, скорее всего, вылетел из седла и сильно приложился о землю при падении. Он был без сознания. А второй оказался британцем. Осколки ВОГа сильно покорябали ему лицо, а пуля из «калаша» пробила ногу чуть ниже колена. Он вырубился от болевого шока. Наскоро перевязав его, мы с Козырем – в миру – сержантом Федей Козыревым – осмотрели остальных. Почти все были или мертвые, или вот-вот должны отдать концы. Мои ребята умели стрелять так, чтобы у медиков было как можно меньше работы.

На секунду возникшее чувство жалости к ним исчезло, когда я вспомнил убитых гражданских на Аландах. Лучше пусть умрут эти, чем женщины и дети.

Я вызвал по рации подмогу и с помощью наших ребят привел в чувство, связал и оттащил к «Тигру» пленных. Допросить я их решил потом, когда они наведут резкость.

Потом я связался по рации с генералом Хрулёвым и рассказал ему о стычке с британцами. Я посоветовал Степану Александровичу усилить охранение – ведь по степям Таврии могли рыскать и другие конные отряды неприятеля.

Где-то часа через два на горизонте появился авангард пехотинцев. Солдаты едва тащили от усталости ноги. Видно было, что народ в колонне реально вымотался. Ведь сначала они прошли пешедралом от Дунайских княжеств до Херсона, где их ждало немногочисленное пополнение. После однодневной передышки и доукомплектования они продолжили путь.

Вчера мы подошли к Перекопу, но там нас даже не удосужились покормить как следует, хотя известие о нашем выходе из Херсона им передали. Да что там покормить – даже воды дали мало, – мол, самим не хватает. Крысы тыловые… Хорошо еще у нас с собой было несколько канистр с днепровской водой, которой должно было хватить до Симферополя, но и то только в том случае, если дневной рацион будет минимальным. А попробуй, пройди несколько десятков верст в день, да еще при температурах свыше тридцати градусов по голой степи, где тени днем с огнем не найти…

– Ваше превосходительство, – доложил я подъехавшему к нам на коне генералу Хрулёву. – На нас напал конный отряд противника численностью в тридцать сабель. Все они уничтожены. С нашей стороны потерь нет.

Про пленных генералу я докладывать пока не стал. Вот приведем их в порядок, допросим, а потом и представим Степану Андреевичу. Человек он с еще старыми, рыцарскими представлениями о правилах ведения войны. Не стоит шокировать его нашими нравами.

Вместе с ним мы еще раз обошли поле боя. Чуть в стороне десятка два солдат ковыряли землю кирками и лопатами, выкапывая братскую могилу для убиенных нами британцев и татар. Генерал был впечатлен, скорее даже потрясен всем увиденным. Он вздыхал, тер шею и все никак не мог прийти в себя от удивления. Еще бы – горсточка людей легко и просто перебила три десятка кавалеристов.

Потом, видимо, сделав какой-то для себя вывод, он повернулся ко мне и, ни слова не говоря, крепко пожал мне руку…

9 (21) сентября 1854 года. Север Крымского полуострова Подпоручик Мария Ивановна Широкина, журналист и снайпер

К вечеру наши пленные оклемались и стали вполне пригодными для допроса. Правда, молодой татарин из Евпатории вряд ли мог рассказать нам что-либо такое, что заинтересовало бы наше командование. Поэтому, решив с ним побеседовать попозже, Хулиович занялся британцем. Санинструктор качественно перевязал его простреленную ногу – раненый очень переживал, что ему, по варварскому обычаю медиков того времени, оттяпают ее по самое колено – и заклеил пластырем посеченное осколками лицо.

Пленный, назвавшийся Арчибальдом Кливлендом, был корнетом 17-го уланского полка бригады легкой кавалерии лорда Кардигана. Гм… Так это, выходит, та самая бригада, которая в нашей истории была почти полностью уничтожена в сражении под Балаклавой! Повезло корнету – он жив останется.

Мы с ребятами договорились – я возьму у Кливленда интервью и задам ему все те вопросы, которые интересовали Хулиовича и особенно Костю. Потом, если у кого-нибудь возникнут еще вопросы, то я отчалю под предлогом усталости, и разговор продолжится в суровом мужском коллективе.

Увидев меня, Кливленд с удивлением воскликнул:

– У вас здесь и дамы есть? Да еще такие красивые?

Блин, далась им эта красота. Да, в Перекопе мне единственной из всех еле-еле удалось помыться – меня пригласила в баню супруга коменданта крепости, и я сумела кое-как смыть всю ту грязь, которая накопилась еще с Киева, пусть ценой двух часов нескончаемой болтовни с почтенной мадам. Конечно, игра стоила свеч, ведь даже в Херсоне мне удалось лишь слегка поплескаться в лимане. Но с помывки прошло более суток, к тому же я не накрашена и не причесана как следует.

– Корнет, не забывайтесь – я вас старше по званию. Я – подпоручик Широкина, и не просто дама, а офицер русской армии.

– У русских уже не хватает офицеров-мужчин, – попробовал подколоть меня Арчибальд Кливленд, – и вам приходится возмещать их отсутствие офицерами-женщинами?

– Госпожа подпоручик, – с улыбкой, от которой корнет вдруг побледнел, сказал Хулиович, – неплохо стреляет. За последние две недели она застрелила семь врагов. Включая двоих сегодня.

Кливленд поежился и посмотрел на меня с уважением.

– То есть и вы тоже участвовали в этом фантасмагорическом сражении?

– Если вы имеете в виду в отражении вашего нападения, то да. Но пуля в вашей ноге – не моя работа. А вот молоденький улан, который скакал справа от вас – тот попал мне на мушку. Только он не мучился, отправившись сразу к праотцам.

– Бедный Мастард, – британец печально покачал головой. – Джеймс вообще был любителем женского пола. В Варне он два раза прибегал в часть, унося ноги от мужей тех, кому он посмел сделать непристойные предложения – у болгар с этим строго. Да и в кавалерию он пошел, как я слышал, спасаясь от двух невест, которые вдруг узнали о существовании друг друга. И надо же, умер от руки прекрасной дамы. Спасибо, что вы убитых похоронили, как христиан, а не бросили на поживу стервятникам. А что будет со мной?

– С вами? Думаю, что ничего страшного с вами не произойдет. Побудете у нас в плену, а после того, как кончится война, вернетесь на родину. Живой и здоровый.