Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы знаете, что такое ностальгия?
— Лишь одно воспоминание мне приносило истинную радость. Когда я, мальчишка, ходил с отцом на охоту, и мы стояли в лесу, на тяге, предвкушая удачу. О чем я должен сожалеть? О том, что на родине мои картины никогда не выставлялись, их никто не покупал? Моя взрослая жизнь до отъезда во Францию была очень похожа на лазарет. Все остались туберкулезить, а я выздоровел. И мне не хотелось думать о больных всех мастей.
Железной страны золотая пора
Так кратко и обнадеживающе назвал годы оттепели поэт Евгений Блажеевский. Либеральная атмосфера социализма «с человеческим лицом» безусловно способствовала появлению художников, не желавших иметь ничего общего с лживым официозом. Эти люди образовали культуру андеграунда. О своих друзьях, о том времени и дне сегодняшнем размышляет Лариса Пятницкая, художник-реставратор, непременная участница, как сказали бы теперь, тусовочной жизни нонконформистов.
— В те годы жаждущие познать истинную, не аккредитованную государством культуру приходили чаще в Историческую библиотеку, поскольку ее фонд был более доступен, нежели в Ленинке. Мы читали находившуюся тогда под запретом литературу: труды Ницше, Шопенгауэра, Вейненгера, боготворили Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса, интересовались различными направлениями буддизма, изучали Бердяева и Шестова, Розанова и Константина Леонтьева. Забавно, что узнавали мы друг друга не только в курилках библиотек, Третьяковки и Музея имени Пушкина, но и в метро. Мы могли просто подойти к человеку и спросить: «Как дела? Как тебя зовут?» И тут же его приглашали, скажем, на чтения или выставку, которые в те годы проходили в основном на квартирах. В наших компаниях не существовало разделения на писателей и художников, бардов и музыкантов, молодых и старых. К слову, мне в начале 60-х было 19 лет, бродячему философу Льву Петровичу Барашкову или Алику Вольпину-Есенину, если не ошибаюсь, под 40. Помню Петра Якира, понятно, тоже немолодого. К нам вливались яркие, талантливые люди, каждый со своим «я», темпераментом, скрытыми эмоциями, которые мы выплескивали друг на друга.
— В 60-е годы появились люди, заявившие о своем противостоянии режиму: антисоветчики и диссиденты. Художники, похоже, политику игнорировали?
— Вы правильно разделяете эти два понятия. Антисоветчик — ни в коем случае не борец, не революционер, а человек, идущий один на один против ненавистного ему объекта. Диссидентство — целая культура, если хотите, образ жизни людей, борющихся с ортодоксальной политикой государства. Вы упомянули разные среды, с которыми мы, художники, почти не соприкасались. Хотя я знала и тех и других. Так вот, в наш круг входили люди, стремившиеся всерьез познакомиться с русской и европейской культурой, создавали собственное духовное поле, что само по себе органами КГБ воспринималось как антисоветская деятельность.
— Где протекала жизнь московского андеграунда?
— Мы общались в салонах. Их держали милые дамы из прошлого. К примеру, у мадам Фриде, до революции служившей гувернанткой в одном родовитом семействе, собирались писатели. В салоне Александры Вениаминовны Грановской встречались художники, поскольку ее родная сестра Раиса Вениаминовна была женой Фалька; приходили также литераторы, реже политические деятели. Например, Володю Буковского светская богадельня раздражала. Стоит сказать, что мадам Грановская, которую в конце 30-х годов угораздило вернуться из эмиграции в Москву, в первый же день попала под трамвай. И вот так, без ножки, она держала салон, где рассказывала нам о личных качествах Блока, часто цепляла Зинаиду Гиппиус и Лилю Брик. У Александры Вениаминовны запомнился Андрюша Амальрик, к которому и тогда все относились с почтением.
По творческому, интеллектуальному импульсу самым мощным стал салон Южинский, названный так из-за своего места расположения. Юрий Витальевич Мамлеев жил в те годы в Южинском переулке, в доме № 3. Его мама — дворянка, рано потерявшая мужа, передала сыну изящество, я бы даже сказала, рафинированность русского интеллигента. По сути своей Мамлеев, а его я знаю с 1962 года, глубочайшая личность, устремленная в бесконечность, к космическим знаниям. Отмечу, что у Юрия Витальевича собиралась избранная публика. Они окрестили себя «Лигой сексуальных мистиков». Ведь компания состояла преимущественно из мужчин. Немногие женщины решались на жизнь впроголодь, без постоянного заработка, и к тому же небезопасную. В этот круг входили Сапгир, Холин, Леня Губанов, основатель СМОГа, которого я считаю поэтом гениальным. Ленечка многое предвидел, и теперь его пророчества сбываются. Надеюсь, к 1996 году, к пятидесятилетию Губанова, выпустят том его сочинений, и широкая публика узнает поэта-пророка. Помимо смогистов, в поэзии андеграунда были изумисты и акмеисты. Изумистов возглавлял Вадик Делоне. Удивительно красивого юношу, выходца из аристократической семьи, еще школьником привел к нам Губанов. Дед Вадика был академик Делоне, батюшка — профессор Делоне. Вот откуда взялись физики и лирики, якобы противостоявшие друг другу, если судить по стихам Слуцкого. На самом же деле Ландау, Леонтович, отец и сын Капица поддерживали нас материально. На Южинском бывал Этери Казанец, профессор психиатрии. Его помощь нам, художникам, была огромной, поскольку большевики могли в любую минуту посадить за тунеядство. Мы же официально нигде не числились, не состояли в творческих союзах. Казанец выписывал справки, и некоторым давали инвалидные группы и пенсии. Я не прибегала к его услугам, потому что регулярно выходила замуж. И таким образом избавлялась от необходимости объясняться с режимом.
— «Я регулярно выходила замуж». Что означает эта фраза?
— Мой первый муж — Армен Акопович Бугаян, художник и поэт, с которым я познакомилась на Южинском. Очень светлый, интересный человек, чьи художественные идеи позаимствовал Михаил Шемякин. Второй муж стремился к личному обогащению, в частности, помогал Илье Глазунову коллекционировать русскую старину. Но самым цельным был третий брак — с художником Владимиром Павловичем Пятницким, с которым мы поженились в 1974 году, а спустя четыре года он трагически погиб.
— Как вы зарабатывали на жизнь?
— Я участвовала в реставрации церквей. Начиная от промывки стен и заканчивая реставрацией икон, бригада из художников, архитекторов, золотильщиков восстанавливала храмы в Подольске, Савино, Одессе, Харькове, Троице-Сергиеву лавру. По тем временам аккордная работа в течение полугода оценивалась в 10–12 тысяч рублей на брата.
— В салоне мадам Строевой вы бывали?
— Незадолго до смерти Сталина отца Леночки Строевой, заслуженного большевика, арестовали, и больше она его не видела. До гибели папы Лена закончила филфак МГУ и была вполне законопослушным человеком. Однако после случившегося она, как говорится, сдвинулась. В конце 50-х, когда на площади Маяковского собирались поэты, философы, крикуны, ораторы и прочие себя показать и других посмотреть, Лена обращалась к народу: «Вы — нелепые совки. Вы — рабы. Вас