– Совсем как у нас, – сказала Банч. – Вытогда этому поразились, тетя Джейн?

– Да, милая. Я все время ломала голову, пытаясь понять,как погас свет. Мне удалось узнать, что у мисс Блэклок было две лампы и ихподменили… возможно, той же ночью.

– Совершенно верно, – подтвердил Краддок. –Когда на следующее утро Флетчер осматривал лампу, она, как и остальныесветильники в доме, была в полном порядке – ни обтрепанного шнура, ни сожженныхпроводов.

– Я поняла, что имела в виду Дора Баннер, заявив, чтонакануне в гостиной стояла «пастушка», – сказала мисс Марпл, – нодопустила ошибку, поверив Доре, обвинявшей Патрика. Забавно, правда? Доренельзя было верить, когда она рассказывала о том, что слышала, ибо она всепреувеличивала или искажала. В голове у нее творилась неразбериха. Но Дораабсолютно достоверно описывала увиденное. А она видела, как Летти поднялавазочку с фиалками… И конечно, когда наша милая Банч пролила немного воды извазы с рождественскими розами на провод лампы, я сразу догадалась, что проводкумогла сжечь только сама мисс Блэклок, поскольку, кроме нее, возле того стола никтоне стоял.

– Я потом простить себе не мог! – воскликнулКраддок. – Ведь Дора Баннер упоминала про подпалину на столе, дескать,кто-то положил туда сигарету… Но закурить-то никто не успел!.. И фиалки завялипотому, что в вазе не было воды. Да, тут Летиция допустила промашку, ейследовало налить новую воду. Но, наверно, она решила, что этого никто незаметит. И действительно, мисс Баннер охотно поверила, что это она с самогоначала забыла налить в вазу воды… Мисс Баннер была крайне внушаема. И миссБлэклок неоднократно пользовалась ее слабостью. Я полагаю, что именно онавнушила Банни подозрения насчет Патрика.

– Но зачем же на мне отыгрываться?! – горестновозопил Патрик.

– Вряд ли она намеревалась всерьез дискредитироватьвас. Скорее она хотела отвлечь Банни от своей персоны, – пояснилКраддок. – Ну, а остальное нам уже известно. Едва погас свет и поднялсягвалт, мисс Блэклок выскользнула в дверь и подошла сзади к Руди Шерцу, которыйшарил фонарем по комнате, войдя в роль грабителя. Он и не подозревал, что онастоит позади него в садовых перчатках, с пистолетом. Мисс Блэклок подождала,пока фонарь высветил то место, куда ей надо было прицелиться, то есть стену,возле которой, по мнению всех присутствующих, стояла она, и поспешно сделаладва выстрела. А когда Шерц испуганно обернулся, поднесла к его голове пистолети выстрелила еще раз. Бросив пистолет возле трупа, она небрежно кинула перчаткина столик в холле и поторопилась занять свое место. Она поранила себе ухо…точно не знаю чем…

– Наверное, маникюрными ножницами, – предположиламисс Марпл. – От малейшего пореза мочки начинается сильное кровотечение.Это был тонкий психологический ход. Кровь, струящаяся по белой блузке, служилабесспорным доказательством того, что стреляли именно в мисс Блэклок ипромахнулись лишь чудом.

– Все должно было кончиться успешно, – сказалКраддок. – Уверения Доры Баннер, что Руди Шерц хотел убить Летти, сыгралисвою роль. Сама того не подозревая, Дора убедила окружающих в том, что видела,как ранили ее подругу. Случившееся могли расценить как самоубийство илинесчастный случай. И дело едва не закрыли. А не закрыли его только благодарявам, мисс Марпл.

– О нет, что вы?! – решительно возразила миссМарпл. – Я лишь немножко помогла вам. Но основная заслуга ваша,исключительно ваша, мистер Краддок. Это вы не хотели прекращать дело.

– Мне было не по себе, – сказал Краддок. – Ячувствовал какой-то подвох, но никак не мог понять, в чем дело, пока вы мне неподсказали. И кроме того, мисс Блэклок действительно не повезло. Я раскрылсекрет второй двери. До того момента наши догадки оставались гипотезой. Носмазанная дверь уже являлась уликой. А напал я на нее совершенно случайно – поошибке схватился не за ту ручку.

– Я считаю, что вас вело Провидение, инспектор, –сказала мисс Марпл. – Хотя у меня архаичные представления.

– И охота началась снова, – продолжалКраддок. – Правда, тактика немного изменилась. Теперь мы выясняли, у когоесть причины желать смерти мисс Блэклок.

– А кое у кого они действительно могли быть, и миссБлэклок это понимала, – поддержала его мисс Марпл. – Думаю, она почтисразу же узнала Филиппу. Судя по всему, Соня Гедлер принадлежала к узкому кругуизбранных, которым позволялось нарушать уединение Шарлотты. А в старости (вампока это неведомо, мистер Краддок) гораздо явственней помнишь лица тех, коговидел в молодости, нежели людей, с которыми встречался пару лет назад. Шарлоттапомнила Соню примерно в том же возрасте, в каком сейчас наша Филиппа, а Филиппаочень похожа на свою мать. Как ни странно, узнав Филиппу, Шарлоттаобрадовалась. Она привязалась к девушке. Может, таким образом она пыталасьзаглушить угрызения совести, которые, наверное, все-таки ее мучили. Шарлоттаубеждала себя, что, получив наследство, она позаботится о Филиппе, заменит еймать. И они заживут все вместе: она, Филиппа и Гарри. Думая так, Шарлоттачувствовала себя благодетельницей и была счастлива. Но когда инспектор началрасспрашивать про Пипа и Эмму, Шарлотте стало неуютно. Она не собиралась делатьиз Филиппы козла отпущения. Ей хотелось, чтобы все ограничилось налетом юногоголовореза и его случайной гибелью. Насколько она знала (Шарлотта ведь недогадывалась, кто такая Джулия), только Филиппа могла теоретически желать еесмерти. И Шарлотта приложила все усилия, чтобы помешать опознать Филиппу. У неехватило ума сказать инспектору, что Соня была низкого роста, темноволосой исмуглой. Заодно с фотокарточками Летиции она изъяла из альбома и фотографииСони, чтобы вы, инспектор, не смогли уловить сходство.

– Надо же! А я думал, что Соня Гедлер – это миссисСветтенхэм, – недовольно пробурчал Краддок.

– Моя бедная мамочка! – пробормотал Эдмунд. –Заподозрить женщину со столь безупречной репутацией… По крайней мере я всюжизнь верил в ее непорочность…

– Но, конечно, – вернулась к своему рассказу миссМарпл, – настоящую опасность для Шарлотты представляла только Дора Баннер.С каждым днем старушка становилась все забывчивей и болтливей. Как мисс Блэклокошпарила ее взглядом, когда мы с Банч пришли к ним на чай. А знаете почему?Дора опять назвала ее Лотти. Мы восприняли это как безобидную оговорку, ноШарлотта не на шутку перепугалась. Так все и шло. Бедная Дора не моглаудержаться от болтовни. Когда мы пили кофе в «Синей птице», у меня возниклостранное ощущение, будто бы Дора говорит не об одном человеке, а сразу о двух.На самом деле так оно и было. То она говорила о подруге, что она дурнушка, носильная личность, то тут же расписывала ее как хорошенькую, веселую девушку.Сказав об уме и удачливости Летти, Дора вдруг посетовала на то, что у бедняжкибыла такая тоскливая жизнь, и процитировала строки «И бремя печалей на сердцелегло…». Я еще подумала, что они совершенно не вяжутся с образом Летиции. Зайдяв то утро в кафе, Шарлотта, очевидно, слышала большую часть Дориной болтовни.Наверняка она слышала, как Дора упомянула про подмену лампы – дескать, этопастушок, а не пастушка. И поняла, что бедная преданная Дора представляетсерьезнейшую угрозу для ее спокойствия. Боюсь, наш разговор в кафе окончательнорешил участь Доры, простите за патетику. Но, наверное, этим все равно быкончилось. Ведь пока Дора Баннер была жива, Шарлотта не чувствовала себя вбезопасности. Она любила Дору… и не хотела ее убивать… но другого выхода невидела. Очевидно, она убедила себя (как сестра Эллертон, помнишь, Банч?), чтопоступает милосердно. Бедняжка Банни, ей же все равно осталось жить недолго. Ктому же конец может оказаться мучительным… Что самое интересное – Шарлотта изкожи вон лезла, чтобы сделать последний день Банни как можно счастливее. Деньрождения, гости, особый торт…