Брант же – единственный нормально вооруженный из всех троих – орудовал мечом так, будто держал его впервые в жизни, а до того лишь заготавливал дрова, и то не часто. Он не колол, не бил прицельно по щелям между доспехами или по ногам – он рубил. Это выглядело бы смешно, если бы не было столь фатально: клинок уже украшали несколько здоровенных зазубрин, раздвоенные от ударов валились с ног, но оставались целы и невредимы. Они отступили – как отступил бы любой, чтобы не попасть под руку сбесившемуся дровосеку, но я знал, что долго Брант не продержится: рано или поздно рука устанет. Более безумного способа драться мечом я, пожалуй, еще не видел.

Харрту не до того, значит, командовать придется мне.

– Брант! – рявкнул я. – Отдай меч Секкару, он тебя прикроет.

К счастью, они не стали спорить: формально у меня не было никакого права приказывать первопроходцам.

– «Трезубец»!

Конечно, это был не совсем «трезубец». Обычно двое делают шаг вперед, обтекая противника, а третий остается держать центр. У нас же получилась какая-то недоделанная вилка: Харрт пытался выбрать момент, чтобы перевязать раны, а мы с Секкаром бились за четверых, опасаясь, что Брант с унаследованной киркой того и гляди так приложит по затылку, что мало не покажется.

Правда, мало нам и без того не показалось.

Увидев, что Брант отступил, раздвоенные вновь кинулись в атаку. Теперь они наносили быстрые и точные удары – как молоток в руках умелого мастера бьет по кернеру, оставляя на жестяном листе цепочку из дырочек.

Не знаю, из чего они ковали доспехи, но мой клинок Решительно отказывался иметь с ними дело. Секкар оказался более успешен: силы его удара хватало, чтобы воткнуть клинок в щели между пластинами. Однако и его дыхание становилось все более тяжелым: любой из нас готов провести ночь у горна, но не в ситуации, когда из тебя одновременно пытаются сделать чеканку.

Пожалуй, «трезубец» был не лучшей идей.

– «Близнецы»! – скомандовал я.

Мы с Секкаром встали плечо к плечу.

– Я сейчас! – Из-за спины раздался звук рвущейся ткани. – Брант, подсоби.

Я понимал, что все это бессмысленно. Пусть даже раздвоенных немного. Сотня, две сотни – сколько их могло остаться в этих подземельях? На нашу долю хватит.

Внезапно их натиск ослаб. Несущийся ко мне раздвоенный отшатнулся. Остановиться он уже не успевал, и я с наслаждением угостил его мечом под нижнюю челюсть а Секкар с совершенно ненужным лихачеством снес своему голову, полностью при этом открывшись.

Воспользоваться его ошибкой было некому: последние раздвоенные, унося раненых и убитых, уже скрывались в лазе. И судя по их лицам, то ли у Бранта выросла вторая голова, то ли Харрт явил им истинный лик Крондорна.

Я с любопытством обернулся. На вытянувшейся физиономии Харрта была написана неподдельная растерянность гнома, получившего от судьбы подарок, о котором не смел и мечтать. А вот Брант, на мой взгляд, занимался его ранами излишне деловито. Мог бы и удивиться.

Хотя, если отталкиваться от его непревзойденного умения владеть мечом, боевого опыта у Бранта – что алмазов в лесу. И как только он умудрился попасть в первопроходцы?!

Похоже, такая идея возникла не у меня одного.

– Брант, с тобой все в порядке? – осторожно поинтересовался Секкар.

– Так, царапины.

– Я не про то. Меч плохо сбалансирован?

Секкар довольно неуклюже пытался пощадить его самолюбие: представить себе, что один гном ставит клеймо на плохо сбалансированное оружие, а другой этого не замечает, взяв клинок в руки… Престарелый, слепой – возможно. Но Бранту, надеюсь, еще жить да жить.

Затянув последний узел на украшавшей голень Харрта повязке, Брант неторопливо распрямился. Столь же неторопливо показал Секкару ладонь.

Ожог! Как мы могли об этом забыть!

Секкар смутился:

– Прости.

Ожог и в самом деле заживал плохо. В обычное время он бы почти не беспокоил…

Только вот объясняет ли это столь странную технику боя?

– У нас гости! – напряженно проговорил Харрт.

Из лаза вновь появился раздвоенный – на этот раз один и без кирки. Лицо сморщенное и даже какое-то скукоженное, похожее на чернослив, который прадед привез однажды из Тильяса. На панцире доспеха медальон с очередным портретом, таким же раздвоенным. Это, пожалуй, поразило меня больше всего: у нас такого отродясь не водилось. Не иначе как это лик местного властителя, возомнившего себя царем вселенной.

Помахав раскрытыми ладонями, раздвоенный сделал несколько шагов нам навстречу. Мне он напомнил крысу, осторожно высовывающую мордочку из-под буфета.

Секкар недоверчиво хмыкнул. Раздвоенный тут же остановился, скрестил руки на груди и на всякий случай насупился. Я догадался, что он пытается выглядеть храбрым и внушительным.

Подождав, не придет ли и нам в голову сложить оружие, раздвоенный что-то отрывисто протараторил с мелодичностью выпущенной из рук колодезной цепи. Понять-то его я смог: раздвоенный интересовался, кто мы и зачем пришли на земли его клана. А вот язык, на котором он говорил, лишь с большой натяжкой можно было назвать гномьим: ни тени присущего гномьему парадоксального сочетания четкости и тягучести, столь восхитившего в свое время Фиону. И все же это был он, точнее, какая-то ветвь древнегномьего.

– Раньше надо было спрашивать, – буркнул Брант из-за моей спины.

– Не отобьемся, – еле слышно бросил Харрт.

Отдав мне нож, он вышел вперед. Раздвоенный опасливо попятился к лазу.

Усмехнувшись, Харрт продемонстрировал ему пустые руки и медленно, как эльфу, проговорил:

– Мы пришли сюда именем и властью короля Хорверка. Мы несем мир, но можем постоять за себя. Где глава твоего клана?

Склонив голову, раздвоенный внимательно выслушал эту короткую речь и насупился еще больше.

– Кажется, понял, – прошептал Секкар. – Еще бы поверил…

– Поверит – не поверит, его заботы, – презрительно бросил Брант. – Харрт, пойдем, а?

– Они нас не выпустят, – одними губами ответил первопроходец. – И я пока не понял, что их так напугало. По-моему, он считает, что мы хотим их завоевать. И не надо быть гением, чтобы догадаться: если мы не вернемся те, кто придет за нами, имеют хорошие шансы раздвоенных просто не найти.

Раздвоенный старательно пытался переварить услышанное.

– Ваши слова далеки от канона, – неожиданно заметил он.

– Твои тоже, – невозмутимо парировал Харрт. – У каждого свой канон, друг.

Раздвоенный опять задумался: похоже, слова Харрта настолько не укладывались в его картину мира, что он физически не способен был их воспринять. Если уж в Хорверке не сохранилось преданий о потерянном клане… Догадка на догадке, но я чувствовал, что изоляция раздвоенных вряд ли была добровольной. И не случайно остальные про них забыли. Но тогда в интересах их главарей было либо представить внешний мир как мстительный и смертоносный, либо убедить этих несчастных, что они одни в целом свете.