— Ты куда? — спросил Нищета.

— Пройдусь немного. — Николай заторопился, чтобы лейтенант не задал еще какого-нибудь ненужного вопроса.

Когда разведчики устраивали привал, Николай приметил на шоссе повозку, на которой сидел рябой безбровый старшина, не по чину перепоясанный офицерской портупеей.

Это был Узелков, помощник командира женского снайперского взвода, во время наступления следовавшего в тылах дивизии.

Опыт разведчика подсказал, что привал взводу Узелков устроит не дальше чем в полукилометре от шоссе.

Николай шел напрямик по лесу охотничьим легким шагом, придерживая локтем автомат.

«Только бы Узелкову на глаза не попасться», — опасливо думал он, вспоминая, как недели две назад нарвался на старшину снайперского взвода и тот на глазах у девчат повернул его обратно да еще вдогонку пустил едкое словечко насчет ухажеров, которые вроде мартовских котов избегались так, что ребра сквозь гимнастерки видать.

Уши привычно улавливали лесные шорохи, глаза вглядывались в смутные тени деревьев, в поросль кустарников.

Июньским вечером крепок запах лесных неприметных цветов. Терпко пахло отцветшей кислицей. Упругие четырехпалые листья ее жались к корням деревьев. Стоило нечаянно наступить на них, созревшие коробочки лопались с чуть уловимым треском, и в стороны разлетались крохотные семена. Цвела дикая рябинка. Желтые венчики ее просторно табунились на лесных лужайках. Деловито жужжали дикие пчелы. Зацветали черноголовки. Их тугие темно-багряные шапки уже заметно проглядывали в траве.

Николаю в голову не пришло нагнуться и на ходу нарвать букетик лесных цветов, пронести сквозь лес, чтобы отдать маленькую и тихую лесную красоту в другие руки.

Ухватка разведчика даже сейчас, когда он в предзакатные часы шел по лесу, чтобы увидеть Валю, не отпускала его. Он шел напряженный, готовый в любой миг ударить очередью, убить, свалить.

Вскоре вышел Николай к полянке, где расположились на привал снайперы. Из-за кустов торчала девичья голова в пилотке.

«Часовой!» — подумал Орехов и незаметно подошел к кустам. Отсюда хорошо был виден взвод. На полянке стояло несколько подвод, и между ними неторопливо, как старый кочет по двору, расхаживал старшина Узелков. Поодаль, позванивая недоуздками, паслись лошади. Несколько девушек спали, накрывшись плащ-палатками. Из-под палаток торчали ноги в тяжелых кирзовых сапогах. Напарница Вали — Свирина штопала чулок. Валя стояла на коленях возле брички и, пристроив на ступице колеса крохотное зеркальце, расчесывала коротко остриженные волосы. Раз за разом проводила гребнем, встряхивала головой и снова расчесывала. Даже издали, из-за кустов можно было разглядеть, что волосы у нее тяжелые и мягкие. Такие волосы надо носить в косе, и Валя наверняка жалеет, что пришлось их остричь.

Орехов вынырнул из-за кустов так бесшумно, что девушка-часовой испуганно отскочила в сторону и сорвала с плеча винтовку.

— Чего тебе? — сердито спросила она, но тут же пришла в себя. Глаза любопытно скользнули по Орехову. — В гости, что ли, пожаловал?

В словах слышалась издевка.

— У нас сегодня неприемный день, — продолжала она. — Узелков с утра не с той ноги встал… Всех гостей заворачивает. Стрелять, между прочим, часовым приказал в каждого постороннего.

Издевка эта помогла Николаю побороть смущение.

— Так я же не посторонний, — ответил он. — Я же из своей разведки, меня убивать не полагается. Грех Узелков примет, если снайперы своего разведчика ухлопают.

— Разговорчивый, — усмехнулась девчина. Глаза ее подобрели. — К кому пришел?

— Грибанову позовите.

— Так ты, значит, земляк Валькин?.. Так бы сразу и сказал. Личность ты нам знакомая. Посиди тут, сейчас позову. Из-за кустов не высовывайся.

Через несколько минут подошла Валя. Гимнастерка туго перепоясана ремнем, на груди позвякивали орден Славы и медаль. Волосы зачесаны назад, широкий лоб открыт. Обветренное, загорелое лицо казалось коричневым. В руке гибкая веточка, видно, сломила на ходу с березки.

— Вот землячок к тебе явился, — сказала часовая и чувствительно толканула Николая под ребро стволом винтовки. — Подходящий сержантик… Гляди, Валька, чтоб майор не узнал про твое хороводство… Упечет сержантика за тридевять земель, и пропал мальчик во цвете лет.

«Какой еще майор? — встревоженно подумал Орехов и почувствовал, как заколотилось сердце. — Что это еще за майор выискался?»

— Помолчи, Шурочка, — сказала Валя. — У тебя язык без костей, а кто не знает, поперво́й может и поверить.

Орехов глубоко вздохнул и почувствовал, как стук в груди начал затихать.

Валя протянула руку. Рука была сильной, с твердой, шершавой кожей возле большого пальца. «Затвором набило», — догадался Николай. Глаза девушки смотрели на него в упор. Прозрачные, с удивительно отчетливой и ясной точкой зрачков.

— Заблудился, что ли, земляк? — насмешливо и снисходительно спросила Валя.

Николай никак не мог привыкнуть к этому наигранному тону, за которым Валя пряталась как за колючим забором. Он ведь чувствовал, что она не такая, по глазам видел, что рада встрече, а слова были как репей, как колючки на шиповнике. И брови с натуженным изломом и ненужные ямки в углах поджатых губ.

— Нет, пришел тебя повидать, — сказал Николай. — Раньше не мог вырваться, а вот сегодня удалось.

Он понимал, что надо сломать этот глупый частокол, который незримо разгораживал их.

— Мне очень хотелось увидеть тебя, — повторил Николай, упрямо не принимая шутливо-иронического тона, который в разговорах сбивал их, уводил в сторону.

— Коль не шутишь, так хорошо, — голос Вали дрогнул, а в глазах притух и разлился какой-то непонятный свет. — Ты, я слышала, в штурмовой группе был?

Николай кивнул. Про штурмовую группу говорить не хотелось. Валя поняла и первый раз взглянула на Николая открыто, с доверчивостью. Затем пошла в глубину теплого, прогретого солнцем леса, испятнанного причудливыми тенями и багровыми бликами клонившегося к горизонту солнца. Шла, помахивала березовым прутиком, на конце которого зеленел венчик листьев. Нагибалась под ветками, отводила их в сторону и придерживала, чтобы они невзначай не хлестнули Николая по лицу.

— Я вчера во сне братишку видела… Его тоже Колей звать. Маленький еще, шестой год пошел… — И добавила: — На тебя совсем не похож. Лопоухий и нос пуговкой.

Добавила задушевно и мягко. Будто пожалела, что не Орехов ей приснился.

Николай промолчал. Ему было хорошо идти так по лесу вслед за Валей, слышать ее голос, примечать, как рука ее бережно отводит в сторону ветки.

— Я недавно самоволку сделала, — рассказывала Валя. — На переправе потихоньку отстала и убежала на передок. Там на немцев наткнулась. В траншею гранату кинула, гляжу: трое. Лопочут что-то и руки вверх. Один без мундира, рубаха разорвана, и волос на груди в завитках — противно так. У меня тоже, конечно, видик. В маскхалате, с гранатами, финка на поясе. Когда повела, волосатый все бубнил: «Гут или капут!» Боялся, что я убью…

— Не страшно на передовой? — спросил