Потом была победа

ОБ АВТОРЕ И ЕГО ГЕРОЯХ

Путь писателя в литературу сугубо индивидуален. Но при этом каждый, в той или иной мере, опирается в своем творчестве на собственный жизненный опыт; личность автора, как правило, присутствует в каждом его произведении, проглядывается в характерах и поступках героев, в их оценке, размышлениях и многом другом. Гражданская значимость творчества писателя определяется масштабностью его личности, глубиной и серьезностью его раздумий над жизнью.

Жизнь и литературная работа Михаила Ивановича Барышева (1923—1979) представляют собой прочный сплав, в котором опыт человеческий и опыт художнический спаяны воедино и отмечены печатью большого таланта.

Впервые мы встретились почти четверть века назад в редакции журнала «Молодая гвардия». В кабинет на шестом этаже дома на Сущевской, где тогда размещался отдел прозы, вошел крупного сложения человек лет сорока, внимательным взглядом из-под больших очков окинул нас — редакторов и представился. И это спокойствие, достойная уравновешенность вошедшего сразу понравились нам.

В ту пору нашего первого знакомства главное дело Барышева, как он сам говорил, было не в области литературной: он занимал пост директора издательства юридической литературы, имел кандидатскую степень, напечатал более сотни научных статей, три монографии, участвовал в создании двух учебников, наконец, сам преподавал. Однако, несмотря на столь обширную и достаточно длительную научную и педагогическую деятельность, он к тому времени уже успел выпустить в свет пять книжек рассказов и повестей: «Маленькие поморы» (1958), «Выстрел в камышах» и «Голубой песец» (1961), «Пан-озеро» (1963), «Особый патруль» (1964).

Эти книги по-настоящему трогали душу. В них действовали герои, которые, как мне казалось, были сродни самому Барышеву — широкие, добрые, отзывчивые. И вместе с тем в них словно бы прослеживались главные этапы жизненного пути писателя, его становления как человека и художника.

Родился М. И. Барышев на Беломорье, в селе Малошуйка Архангельской области, а детство и юность его прошли у самой кромки Ледовитого океана, на берегу Баренцева моря, в рыбачьем стане Териберка. Уже сами названия таят в себе очарование поморского быта, северной красоты, удивительного фольклора и не менее удивительных суровых и нежных людей — рыбаков Беломорья и Мурмана, характеров цельных и мужественных, чьи привычные дела сопряжены с гигантским трудолюбием и постоянным риском.

Если в первой книге героями были, как явствует из ее названия, дети поморов, народ веселый и забавный, на плечи которого сызмальства ложились вполне взрослые заботы, то в последующих сборниках автор открывает читателям мир их отцов и дедов, вводит в атмосферу главного труда их жизни. Вот, скажем, суровый старовер, рыбак-одиночка Андрон Горелов («Андрон из Мерзлой губы»), спасший едва ли не ценой собственной жизни колхозный мотобот; или тетка Устинья из одноименного рассказа, человек сложной и противоречивой судьбы, жертвующая своим самым необходимым, личным во имя спасения общего дела; наконец, Захар Варзугин («Голубой песец»), утверждающий в сознании ненцев — охотников и оленеводов ту великую правду, что пришла в тундру вместе с советской властью.

Потом в рассказы и повести Барышева врывается тема войны и послевоенного труда и быта. Писатель рассказывает о своем поколении, том самом, которому, едва вышедшему из юношеского возраста, уже было предуготовлено вместе со всем народом взвалить на плечи тяжелейший груз и великий долг защиты Родины, познать горечь невосполнимых утрат и потрясающее воинское братство, боль и счастье Победы. Среди них и Андрей Логинов («Три копны сена»), вернувшийся с войны с тощим вещмешком и не юношеской мудростью и верой в человеческую справедливость, молодой учитель, воспитывающий в своем ученике неодолимое мужество всегда смотреть правде в глаза.

Надо сказать, что много позже, будучи уже признанным писателем, автором нескольких романов и доброго десятка повестей, Михаил Барышев постоянно возвращался к рассказам. В одной из последних его книг — «Вороний мыс» (1978) были собраны наиболее яркие и сильные, на мой взгляд, рассказы писателя. В них в полный рост встают те люди, которых Михаил Иванович хорошо знал и искренне любил, кому верил, ибо их человеческая цельность и духовная возвышенность были первыми и необходимыми качествами, которым всю жизнь стремился следовать и сам Барышев. Таков бывший солдат Матвей Шульгин («Пушица»), чью жизнь оборвал застаревший фронтовой осколок возле аорты, человек скромный и простой, совершивший свой первый подвиг в Заполярной тундре еще в сорок первом году. Близок ему по духу и отставной полковой капельмейстер Узелков («Музы́ка полковая»), одержимый высокой идеей музыки, красоты и фронтового братства. Таковы и поморы Николай Шайтанов и Игнат Добрынин, по чьим судьбам жестоким скребком прошла война («Капитан «Сайды»).

Была у Барышева их резкая непримиримость ко всякой лжи и фальши, поморская доброта и товарищество — от сердца, врожденные, впитанные, что называется, с молоком матери, с пронзительным, очищающим душу северным ветром. Точно так же был он страстен и граждански активен по отношению и к делам литературным и общественным.

А в тот день Михаил Иванович Барышев принес в «Молодую гвардию» рукопись своего первого романа «Листья на скалах». Забегая вперед, скажу, что сразу после выхода в свет журнального варианта роман был замечен в прессе, о нем писали много и хорошо, имя Барышева получило признание, его приняли в Союз писателей СССР.

Конец 50-х — начало 60-х годов дали нашей литературе образцы высокохудожественной прозы, посвященной ратному подвигу советского человека в годы Великой Отечественной войны. К читателям пришли «Батальоны просят огня» и «Тишина» Юрия Бондарева, «Пядь земли» и «Южнее главного удара» Григория Бакланова, «Самый далекий берег» Анатолия Злобина и многие другие прекрасные романы и повести, составившие золотой фонд «военной» литературы. Это были книги, в которых война отразилась во всей своей жестокости и трагичности, книги о рядовых, о взводных и комбатах. Локальные события отвлекающего удара на Днепре — у Бондарева, или штурм ледового озера под Старой Руссой — у Злобина, или, наконец, бои местного значения среди заполярных сопок под Мурманском — у Барышева, — все это были, в сущности, только эпизоды великой битвы. Но они повествовали о самой главной тайне войны — почему и как мы победили врага. Они говорили о тех малых родничках святой веры и мужества, что вспоили великий народ, дали ему силы на свершение бессмертного подвига.

Война сошла со страниц этих книг в серых солдатских шинелях, прожженных и простреленных, не в парадном строю, оконтуренном победными реляциями, она явилась прямо из затопленных талой водой окопов, грязная, изнуренно усталая, обмотанная окровавленными корками бинтов. Нужна была правда о тех,