ванны следы маховых перьев чьего-то крыла, а потом и перо нашел, большое, серое с черной рябью, и пух легкий, мягкий, с таким же рисунком. Посмотрел я на Топа.

— Что, — спрашиваю, — понял?

Топ в ответ хвостом помахивает. Ничего, значит, не понял.

— А я, — говорю, — кой до чего додумался.

Прошли еще шагов сто. Наткнулись на капельку крови. Лежит она в снегу как замерзшая клюква, а рядом с ней еще несколько перьев. Потом капельки крови стали все чаще попадаться, и скоро целая цепочка их потянулась от заячьего следа в сторону. От этого места косой больше в снегу не купался и упрыгал в лес. Оставил я косого в покое, знал, что он после своих кувырканий близко не ляжет и, не торопясь, вдоль опушки отправился на розыски хозяина перьев. Топ по-прежнему клубком впереди катится. Пробрались мы сквозь осинник, ну и драчлив же он на морозе, так и норовит стегнуть тебя каждым сучком. Вдруг впереди что-то серое завозилось. Встрепенулось, шарахнулось в сторону, словно палые листья под ветром, и — кувырк в снег. Топ туда.

— Назад! Не сметь! — кричу я.

Куда там! Топ бросился на серый ком и тотчас с визгом отскочил в сторону. А над сугробом, бесшумно взмахнув крыльями, полетел большой филин. Я ожидал, что он поднимется на крыло, и, вскинув ружье, послал ему вдогонку заряд. Разбойник перевернулся в воздухе и упал в снег. Когда я взял его в руки, он был уже мертв. Я подивился его размерам. Раскинув крылья, хищник был длиннее стволов ружья. Но еще больше удивила меня увертливость и сметка зайца, сумевшего унести ноги от такой махины и не только остаться невредимым, но и победить своего врага в поединке. Что же произошло на поляне?

Косой отправился на жировку. Филин заметил его и ринулся в атаку. Да не тут-то было! Косой, как пуля, рванулся от него через поляну. Филин за ним. И только бы когти косому в спину всадить, а косой кувырк на спину. И давай лапами отбиваться. Филин вверх. А косой на ноги и снова тягу. Филин опять в атаку. Косой второй раз в снегу выкупался. И так до тех пор продолжалось, пока не распорол заяц своими острыми когтями крылатому разбойнику брюхо. После этой схватки филин в сторону отлетел, а косой удрал в лес. Вот вам и беззащитный заяц. Ну а то, что дальше было, вы уже знаете. Подобрал я филина, и отправились мы с Топкой домой.

НЕУДАЧНАЯ ОХОТА

На высоком, хорошо увьюженном сугробе я заметил следы чьих-то очень легких лап с крохотными коготками. Следы тянулись вокруг дуплистого пня, пропадали под снегом, снова появлялись на его обледенелых залысинах, опять прятались в норке. Я понял, что тут бегал горностай, маленький, снежно-белый зверек с ценной шкуркой и кровожадностью, которой мог бы позавидовать тигр. Раньше мне удавалось наблюдать горностая раза два. Помнится, ничего особенного в его поведении я тогда не заметил. Видел лишь, как он, задушив полевую мышь, тащил ее к себе в нору. Но, услышав по дороге писк другой мыши, сейчас же бросил первую и устремился в погоню за новой жертвой. «Вот жадина», — подумал я тогда, хотя мне вовсе было не жалко мышей.

След зверька пролегал по краю небольшой поляны в стороне от трех тетеревиных лунок. Признаться, сначала я не уловил между ними и следом никакой связи. Да и вообще уже хотел двигаться дальше — мало ли в лесу следов, не стоять же над каждым до заката. Только вдруг над поляной мелькнула тень и в снег бултыхнулся черный как уголь косач. Нырнул и пропал. А следом за ним еще два и тетерка. Вот как в лесу бывает. Весь день ходил, ничего не видел. А тут сами прилетели. Не ко мне, конечно, а ночевать здесь собрались. Но уж не упускать же такую добычу. Я дал им успокоиться, снял со спины ружье, стою, думаю, с какой стороны лучше к ним подойти, чтобы при взлете не подбить тетерку. Решил для начала отступить в глубь леса, сделать маленький обход, а потом гнать птиц прямо на солнце. Попав под яркий свет, косачи, как фазаны, взвиваются к небу. А мне только того и надо, чтобы они не сразу за деревьями скрылись.

Оглянулся я назад, чтобы ненароком при отступлении за какую-нибудь валежину не зацепиться и не наделать шуму, да так и застыл. Сидит на дуплистом пне, вокруг которого следы вились, призрачно-белый зверек вершков пяти в длину и смотрит на меня немигающими бусинками. Горностай! Посмотрел минуту, вытянулся, как змея, повернул головку к лункам и носиком пошевелил. Потом быстро сжался весь, как пружина, — и шмыг с пня на сугроб, только спина мелькнула. Снежной струйкой добежал до крайней лунки, что от старой тетеревиной ночевки осталась, и пропал под снегом.

Восхитился я бесстрашием зверька. Ведь видел он меня, а не испугался и охоты не бросил. И тут же подумал: «Неужели и впрямь он на тетерева бросится? Ведь птица и размерами, и весом куда как больше его!» И хотя от бывалых людей слышать приходилось, что такие случаи бывали, говоря по правде, не очень верилось этим рассказам. Уж ладно соболь, тот хоть покрупнее, а то горностай. Но пока я стоял да раздумывал, зверек делал свое дело. И скоро из-под снега с шумом вылетел косач — красная бровь. За ним второй. И тут я увидел такое, что чуть не рассмеялся.

Из лунки вместе с косачом вылетел горностай и, раза два перевернувшись в воздухе, шлепнулся на снег. Плохо, должно быть, вцепился в косачиную шею, коль так недалеко прокатил он его на себе верхом. Косач не успел еще и над лесом подняться, а он уже в новую лунку юркнул, только черный кончик хвоста мелькнул. Но там, очевидно, были уже настороже, потому что две оставшиеся птицы тотчас вылетели с большим шумом вслед за первыми, и зверю ничего не оставалось сделать, как, высунувшись из-под снега, проводить их глазами.

…Маленький след попался мне на опушке, а картину благодаря ему я увидел интересную, да и бывалым людям с тех пор стал охотнее верить.

ГОЛУБЫЕ БЛЕСТКИ

Ночью хмурилось небо и кружился снег, а утром все неузнаваемо изменилось. Ветер утих, и воздух застыл неподвижно. Солнце взошло над