Вечером того же дня его навестили друзья с завода. Принесли с собой вещи, которые оставил Тинч — сапоги, стопку изрисованной бумаги, всякую мелочь. Принесли его деньги. Притащили с собой беднягу Клема, у которого горели уши.

— Ты уж прости его, Тинчи. Он всё это время сам не свой ходит. Мы и говорим: ты, дурила, Бога должен благодарить за то, что послал тебе такого друга. Сам покалечился, а товарища спас. Ты, как поздоровеешь совсем, приходи. Какую-никакую, работу подыщем…

Попили чаю на степных травах — мяте и ромашке, похвалили Рагну и Тайру, осведомились, не надо ли чего, степенно разошлись.

— Это кто, твоя девушка? — Тайра держала в руке один из его рисунков.

Тинч пожал плечами, выражая ту мысль, что неплохо бы спросить, прежде чем шарить по чужим вещам. Однако, Тайру это не смутило:

— Ничего, красивая. Девочка со странным именем…

— Откуда ты знаешь?

Тайра скосила глаза.

— Ты в бреду много чего наговорил. Любишь ее, я знаю. А у неё есть другой парень и она, глупышка, конечно, пойдет к другому. Блаженных девушки не любят. Скучновато с вами, блаженненькими… А я, например, люблю, когда мужчина может красиво дать другому в морду…

Тинч пожал плечами — он умел и это. Кабы не ноги…

— Положи рисунки на место, — сказал он. Тайра послушно придвинула стопку изрисованной бумаги поближе к нему, положила сверху обломок карандаша. Ни говоря более не слова, подобрала складки мешковатого цветастого платья и ушла за занавеску.

Там у неё — как давно приметил Тинч — было оборудовано что-то вроде маленькой настольной мастерской. Пользуясь вырезанной из камня кругляшкой, она вначале растирала порошки: красную и желтую охру, гематит, голубую глину, мел, ещё какие-то синие и зелёные минералы. Потом шёл сложный процесс приготовления красок. Комната наполнялась запахами растворителей и масел.

Большую часть времени Тайра просиживала именно там, за цветастой занавеской, расписывая узорами маленькие и средние горшочки, глиняные игрушки и свистульки. В горшочки закладываются мази и снадобья, а для того, чтобы лекарство не потеряло силу, узор должен быть нанесен особенно тщательно.

С особой любовью она разрисовывала игрушки.

— Это — волк. Это — тюлень. Это — чудовище, из морских глубин. А вот этот, стра-ашный! — это дикий горный обезьян из Майландии…

— Разве есть такая страна, Майландия? — спросил Тинч.

— Конечно, есть. Даже если на самом деле вроде бы и нет, но ты придумал, то значит — есть.

Однажды Тинч от нечего делать попросил принести ему кусочек глины. Он решил показать ей, как на его родине, в Коугчаре лепят глиняных солдатиков.

Солдатики получились что надо. Небольшие, с полпальца высотой, одетые в шинели до пят — что давало им устойчивость, самых разных полков и армий. А когда Тайра обожгла их в печи и Тинч тонкой кисточкой из волчьей шерсти раскрасил армию во все возможные и невозможные цвета, с кокардами и лентами, пуговицами, шнурами и аксельбантами, восхищению девочки не было предела.

— Рагна! Рагна!.. Беги же сюда скорее, погляди!

— Да, это тонкая работа, — оценила труд старуха. — Вот ты бы тоже научилась так. На рынке они пошли бы лучше, чем твои крокодилы.

— Скажешь тоже… Сразу: рынок, на рынок… Человек для души делал…

— Твоя душа кормить тебя не будет. Или замуж выходи, или будь добра — работай. Вот и Тинч тебе поможет.

— Не гони человека. Пускай сперва ходить научится.

С ходьбой у Тинча дела и в самом деле шли плохо. То ли мышцы ослабли из-за долгого лежанья, то ли там, внутри всё что-то с чем-то не срасталось. Опираясь на плечо Тайры, он мог сделать несколько неторопливых шагов, но самостоятельно, даже опираясь на палку, не мог совершить и двух-трёх.

— Ладно, — в конце концов сдалась Тайра. — Погодим с ходьбой. Разминай ступни, поворачивай так и этак, в коленях ноги сгибай. Дней через пять ещё попробуем.

И — куда-то пропала на несколько дней…

Глава 15. Тайри (окончание)

— Да будут благословенны, о Мастер, ладони и пальцы Твои, что вселяют в плоть безжизненную души и заставляют сердца трепетать при виде воплотившегося замысла Твоего!

Воистину велик Ты, обладающий тайной Творения!

"Легенда о Горшечнике"

1

Старуха, в ответ на расспросы Тинча только хмыкала.

— Нет? Ну и что, что нет. Женишок, знать, опять завелся.

— Опять? Как это, "опять"?

— Ну, опять… Это ведь тебе, паренёк, ещё век в недопёсках ходить, а ей, по всем статьям — пора… То-то я смотрю, она мне снова про какого-то молодого лейтенанта песни пела…

— Она ваша внучка? — спросил Тинч.

— Да нет, ты разве по лицу не видишь. Заморских кровей! А отец — тот келлангийцем был. Моряк, он и есть моряк. Имя у него какое-то чудное. То ли Прен Дайгир, то ли Дрен Пайгир…

— Случаем, не Птер Грэйа? — поинтересовался Тинч. — Тот… знаменитый пират с Анзуресса?

— Вот-вот, он самый! Жену сгубил, дочь обесчестил, она и сбежала. Правдой, неправдой — добралась сюда, а здесь — прижилась… Ты её, парень, смотри не обижай, — разоткровенничалась старуха. — Нелегко ей приходится. Это только люди говорят: "Рагна вылечит; Рагна на ноги поставит; помоги больному, Рагна", а делает-то всё — она. У меня ныне и руки, и глаза не те… Когда тебя принесли, она дни и ночи от тебя не отходила. Ты всё просился за руку подержать… уже и не помнишь, конечно. Как пойдёшь от нас — не забывай, заходи, она будет рада.

Теперь Тинч большую часть дня проводил в тренировках. Если не удавалось сразу сделать нескольких шагов, он вставал на четвереньки и это было легче. Сидя и лёжа он поднимал ноги, опускал ноги, сгибал ноги, разгибал ноги… Вскоре ему удалось без посторонней помощи пройти через всю комнату, туда и обратно. В тот вечер он лёг, жалея, что поблизости не было Тайры — порадовать её своими успехами.

Поздно ночью его разбудили крики.

— Р-рагна! — кричала Тайра. — Р-рагна! Сюда иди… Р-рагна! Да где ты там?..

— Господи! Господи, что с тобой!

— Хар-рош причитать, тащи горячей воды, полынь, ромашку! Бинтов побольше! О'на харрактанайя! Шевелись, каракатица старая!

— Воротилась, коза! — обиженно бубнила, разжигая огонь, старуха.

— Р-рагна! У нас найдется выпить?

— Только водка из твоих запасов. Ты сама велела тебе не давать, даже если драться полезешь…

— Ладно, помоги раздеться… Да поосторожней хватайся, ч-чёрт!

— Ты бы потише. Тинча разбудишь.

— Тинча? Да на кой он сдался… Тоже мне.