давай еще раз, – прошептал Холд. – Ты лезешь туда, находишь все ингредиенты яда – и сразу обратно.

– Ох, поскорее бы узнать, что же там еще кроме фиолетового пролитого льдинника! – в нетерпении воскликнул Хозил. – Это абсолютно хитрый состав, гениальный, я бы сказал. Другой бы и не погрузил виряву в столь глубокий и отчаянно нескончаемый сон… А вообще мерзкое местечко, да?

Повозка и вправду выглядела удручающе. Покосившаяся, грязная, заросшая снизу травой. Полотно, которым она была покрыта, когда-то было ярко-рыжим, а сейчас стало скорее пыльно-ржавым, в высохших водяных разводах. Странно было думать, что это место Ширита выбрал себе самостоятельно. Не похоже на покои могущественного властелина – больше на убежище нищего отшельника.

– Так. Ну я пошел? Подсадишь?

– А если там кто-то есть? – спросил Холд, пытаясь вслушаться демонским чутьем во внутреннюю тишину повозки.

Раздался стук каблуков и звонкий смех, сладкие духи ударили в нос, два женских голоса. Остановились с той стороны, у входа.

– Шира! – крикнула первая. Кажется, она была немного пьяна. – Мы к тебе!

– Открывай! – радостно добавила вторая, и что-то в ее руке звякнуло.

– Ну Широчка!

Стучат, дергают ручку.

– Ну и ладно.

– Ему же хуже!

– Он, наверное, опять в карты играет.

– О, пойдем туда!

– Ушли, – шепнул Холд, когда стук каблуков окончательно растворился в тишине.

– Какой-то карнавал порока, – проворчал Хо зил. – Хоть бы один из этих разгильдяев делом занялся. Ну что, готов?

Холд подсадил друга, и тот, неловко елозя ботинками по плечам демона, кое-как протиснулся в узкое откидное отверстие в тенте, служившем повозке и стенами, и потолком. Внутри царил хаос. Свет просачивался сквозь цветное полотно крыши, и было ощущение рыжих сумерек. Пыль, абсолютный бардак, перевернутая кровать, какие-то вещи, что-то ажурное выглядывало из шкафа… И, конечно, невыносимо разило фиолетовым пролитым льдинником.

«Кому расскажи, не поверят, – удивился про себя Хозил. – Повелитель нашего леса – неряха и гедонист-аскет. Такое вообще бывает? Какая нелепая ирония…»

Хозил ступал осторожно, чтобы ничего не задеть и не споткнуться и чтобы не создавать – на всякий случай – лишнего шума. Но под ногами все равно что-то вкрадчиво хрустело. Он шел на запах – невероятно густой, абсолютно точно доносящийся из дальнего угла.

Повозка могла бы быть просторной. Прибраться – и чем не шатер. Но все-таки жить по собственной воле здесь казалось магу странным. Нечисть Ночного Базара крайне свободолюбива, не терпит ограничений – как можно выбрать этот гулкий бак, укутанную консерву на роль своего дома? И не слышать, не ощущать, как ветер шумит и играет складками тента шатра, как поскрипывают и позвякивают фонарики, какая жизнь течет вокруг – бесконечная торговля, ярмарка, суета, гомон, крики, звон монет. Неужели Ширита настолько наполнен ненавистью к своему родному миру, что ему тошно даже от этого простого в своей радости уклада?

Хозил осторожно переступал предмет за предметом и наконец добрался до заваленного стола. Разило отсюда. Лекарь покопался в хламе и нашел небольшой деревянный ларец размером с хлебницу или клетку для карликового огнедыха. Чувствуя, как его изнутри наполняет дрожь предвкушения познания, лекарь отщелкнул декоративный замок ларца и зажмурился от обрушившегося на него шквала ароматов.

– Так-так-так…

Хозил спешил и перебирал скляночки и баночки, поднимая каждую и поднося к глазам. На детальное изучение каждого препарата времени у него не было, поэтому нужно было быстро, методом лишь визуального осмотра определить вещество – не ошибиться, запомнить. Унести с собой весь ларец – значило не только обвинить Шириту в том, что он возжелал гибели своей сестры, но и обокрасть его. Этого господин Трескучий Вереск точно бы не спустил. А навлекать на себя его ярость сейчас, после личной встречи, особенно не хотелось.

«Я хороший маг и травник, моих знаний хватит, я посвятил этому целую жизнь», – внутренне уговаривал себя Хозил. Он понял, что, по сути, жизнь целого мира в этот конкретный момент зависит от его умений. И его носа. И у них всего одна попытка.

Опознать льдинник труда не составило. Дальше был в изумрудном коробке́ высушенный смыв с осколка глазопада. В латунной шкатулочке – стружки коры косулиной жалости, особого куста, растущего на севере. Заткнутая рыжей пробкой колба из голубого стекла была наполнена отваром корня вулканического пятилистника – пахнет жгуче и разъедающе! Под крышкой последней баночки обнаружились сине-чахлые муравьедцы – грибы, поражающие ноги великанов.

– Гениальный безумец, – ошеломленно прошептал Хозил. – Не хочу даже думать, сколько лет он потратил, чтобы собрать эту ужасную коллекцию…

Это был самый изысканный и жуткий состав яда, который только можно представить. Лекарь чувствовал, как с его лба падают капли пота. Он закрыл ларец, вновь закопал его в хлам на стол и медленно, стараясь ничем не нарушить порядок психотического бардака, стал пробираться к окошку.

Он выпал как мешок с жидкой грязью, и, конечно, приземлился прямо на Холда. Тот стряхнул лекаря с себя и заглянул ему, без сил лежащему на земле, в лицо. Вены на шее и лбу налилилсь и пульсировали, кожа пошла пятнами и блестела от пота. Хозил тяжело дышал, закрыв глаза, и, словно потеряв рассудок, шептал, едва шевеля пересохшими губами:

– Льдинник, глазопад, косулиная жалость, вулканический пятилистник, сине-чахлые муравьедцы, льдинник, глазопад…

– Давай, дружище, надо выбираться, – сказал Холд и помог Хозилу встать.

Только когда они покинули Праздный квартал и отошли от него на достаточное расстояние, лекарь пришел в себя. Он окинул взглядом реющие вдали яркие флажки шатров и плывущие над ними бумажные фонарики. Теперь эта беззаботность и надрывная радость казалась магу эпицентром скопления мрачной энергии – ведь где-то там за карточным столом сидел сам Ширита. Он пугал Хозила, но и вызывал жалость. Хозяин Темного леса выглядел обозленным, но и покинутым, забытым, даже одиноким. Его чудовищная сила, которую он выставлял напоказ, отвращала любого, кто приближался к нему. Вполне объяснимо, что теперь он выбрал такую жизнь – пытаясь затеряться в толпе завсегдатаев самого мерзкого местечка во всем Ночном Базаре. Но что-то подсказывало лекарю, что и для них стать своим у Шириты не очень получалось.

– Было… не по себе, – наконец промолвил он, осознав, что опасность миновала и что он покинул повозку не просто незамеченным и живым, а отыскавшим все ингредиенты яда. – Энергия Трескучего Вереска такая жуткая. Я провел в его обиталище всего несколько минут, но мне показалось, что мрак почти задушил меня. Горло сдавливало, разум наполнялся тьмой.

– Мне очень жаль. Но я бы не смог заменить тебя в деле опознавания ядов. Скажи, ты всё нашел?

– О да.

– И сможешь теперь создать противоядие?

– Несомненно.