– Я сам планирую спросить его об этом, – сказал Иона, выдержав ее взгляд. – Перед тем как убить. Твой еретик, настоятельница, искалечил мне жизнь. Возможно, даже погубил мою планету. Но почему? Я, черт возьми, понятия не имею почему.

Хагалац несколько секунд внимательно изучала Иону, после чего кивнула.

– Старшая целестинка, собери свое отделение, – приказала она, – и найди подходящую экипировку для наших новых товарищей. – Настоятельница повернулась к другой диалогус. – Просвети их, сестра-эрудит Фиэнн, только кратко. Мы отбываем в схолу на Второй заре!

Когда собравшиеся начали расходиться, Тайт обратился к воительнице:

– Старшая целестинка, на минуту.

– Да, Тайт? – резко обернулась Чиноа.

– Корабль в итоге разрушили?

Иона не знал, почему его интересует судьба баржи, но уже давно понял, что к наитию нужно прислушиваться.

– Не успели. «Кровь Деметра» исчезла в ту же ночь, как пристала к берегу. На борту находился только минимальный состав экипажа.

«Сомневаюсь, что он увел судно в плавание», – решил Тайт, вспомнив оскверненную, распоротую варпом часовню.

– Неудачно вышло, – произнес он вслух.

– Тут я с тобой согласна, пастырь, – холодно отозвалась Аокихара, – но у нас имеются более насущные дела. Идем, надо подготовиться!

– Иди с миром, Толанд Фейзт, – бормочет сестра Темная Звезда за мгновение до того, как убить его.

Он чувствует три болезненных укола в грудь, потом смертоносный холод. Стужа стремительно впивается в его кровь, словно крошечные иголочки, замораживая все, к чему прикасается. Все тело мощно содрогается, отзываясь сердцу, которое замирает после нескольких судорожных толчков. Ненадолго вспыхивает боль, но она кажется незначительной по сравнению с облегчением.

Умиротворенный, Фейзт ждет забытья, однако оно не приходит, ибо в пустоте полно мух.

– Выживи, – молят, лебезят и заклинают насекомые. – Выживи!

Они священны, но даже в смерти Толанд противится их призывам. Хоть боец со временем и полюбил мух, он знает, что претворение их просьб в жизнь не принесет ничего хорошего.

– Выживи! – жужжит священный рой, и Фейзт умирает снова – трижды пронзенный, с заледеневшим сердцем.

– Дайте мне уйти, – упрашивает он. – Дайте…

– Дай нам войти! – хором отвечают мухи и убивают его вновь, еще более острыми и холодными муками, чем прежде, – лишь с тем, чтобы опять вернуть Толанда с порога забвения. И снова, и снова… и вот в мире не остается ничего, кроме страданий и требований сдаться.

– Дай нам войти!

После бессчетных смертей и отказов Фейзт понимает, что так будет продолжаться вечно, пока он не покорится. Сестра Темная Звезда, сама того не зная, сделала его уязвимым, ибо только при жизни ему удавалось сдерживать мух. Убив Толанда, она подчинила его насекомым. Боец прощает сестру, но больше не может защищать ее.

– Мне жаль, – говорит он.

И наконец дает им войти.

Свидетельство Асенаты Гиад – заявление девятое

Палатина убита мною, однако зло, рыскающее в этом мире, не сгинуло вместе с ней. Больше того, теперь я уверена, что ее безумные прихоти – лишь тень гораздо более мрачной тьмы.

Недавно я встретилась с настоятельницей Серебряной Свечи и обнаружила, что она разделяет убежденность проповедника Тайта относительно Ольбера Ведаса. Он – паук в центре этой сети. О, паук в сплетенье порчи, в цитадели моей ночи, видишь, грешники бегут, и кричат, и слезы льют. Кровь их высоси до дна, души раздели сполна и отдай мне поиграть – нет, навеки удержать!

Теперь в этом сражении у меня есть праведные соратники, и через час мы вместе отправляемся зачищать еретиков. По милости Императора мы одержим верх, однако из благоразумия я обязана рассмотреть и худший вариант. Соответственно, следует записать все, что я узнала от вновь обретенных союзников. Последующий отчет составлен с указанием отсылок к архивным документам, предоставленным Серебряной Свечой. Из необходимости данное заявление получится весьма объемным, поскольку мне нужно о многом рассказать.

Ой, сестра, ну давай – рассказывай, а не показывай. Сухие факты претят меой природе, посему я удаляюсь. Пиши этот постылый отрывок одна.

Немногим более двух лет назад в схоле секты посреди ночи произошло нечто поистине богомерзкое. Ореол многоцветных вспышек засиял вокруг старой постройки у основания Тернового шпиля и, распустившись подобно туманному цветку, окутал всю гору. Свидетели говорят, что видели оттенки, знакомые им и в то же время совершенно чужеродные, как будто глазам представлялась одна картина, а душе открывалась иная, глубинная истина.

Зрелище сопровождала нечестивая какофония, звуки которой волнами разносились от схолы, и у каждого, кто слышал их, текла кровь из ушей. Но при всей неистовости шума он не пробудил никого из спящих, поскольку лишь те, кто смотрел на световые пятна, могли внимать их песне. Показания этих злополучных людей разнятся: кому-то примерещился «визг разбитого стекла», кому-то – «рапсодия мятежных машин», а кому-то – «грозный рев перерождения вырезанного легиона». Таким экстравагантным описаниям нет числа. Один человек уловил тысячу собственных голосов, которые хором скандировали математические уравнения. Другой сообщил, что в ту ночь «смеялись несокрушимые круги», а когда его попросили разъяснить фразу, начал неудержимо рыдать.

Согласно наиболее вразумительным отчетам, инцидент длился меньше минуты, однако и за столь краткий период несколько десятков наблюдателей успели лишить себя жизни, выбирая самые быстрые способы. Еще тысячи витарнцев совершили самоубийство в последующие несколько дней. К чести воительниц Адепта Сороритас, никого из них в этом списке не оказалось, хотя событие видели многие сестры, включая настоятельницу Серебряной Свечи.

Те, кто спал во время кощунства, также пострадали. Всем опрошенным являлись красочные кошмары, а некоторые люди не пробудились вообще – разум каждого из них безнадежно заблудился в краю грез. Позднее им даровали Милосердие Императора.

Через считаные минуты после окончания инцидента в схолу была отправлена исследовательская команда Сестер Битвы. Вокс-связь оборвалась, как только они пересекли мост к Веритасу, но визуальный контакт с группой поддерживался при помощи магноклей, пока женщины не проникли в здание. Ни они, ни сотрудники или ученики схолы так и не вышли наружу.