Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Н-да, дела. Есть какие-нибудь версии на этот счет?
— Пока только смутные подозрения.
Демидыч выдержал паузу и осторожно спросил:
— Ремизов?
— Может быть, да, — ответил Денис, — а может быть, и нет.
— Слушай, а может, это тот угонщик? Может, парень как раз закладывал бомбу, когда она взорвалась?
— Вряд ли. Но в любом случае я проверю. Ладно, не буду тебя отвлекать. Пока.
Денис нажал на кнопку отбоя, убрал телефон в карман и снова потер пальцами лоб. Голова разболелась не на шутку.
Демидыч сидел в своей видавшей виды «шестерке» и размышлял о превратностях судьбы, которая возвышает негодяев и подкладывает бомбы честным, хорошим людям. В детстве отец не раз говорил ему: «В мире, Володя, существует закон возмездия. Если ты кому-то причинил зло — это зло вернется к тебе, как бумеранг. То же самое и с добром».
Денис Грязнов как-то раз тоже обмолвился, что он верит в некий «баланс сил» на земле. То есть в то, что чаша весов справедливости должна находиться в относительном равновесии — сколько прибавилось зла на одной чаше, столько должно прибавиться добра на другой.
Володя Демидов не очень-то верил в отцовский «бумеранг» и в Денисов «баланс сил». Жизнь доказывала совсем обратное: чаще всего за главных негодяев и преступников отчитывались их «шестерки», сами же они продолжали как ни в чем не бывало коптить небо.
Честно говоря, Демидычу нравилось чувствовать себя «орудием возмездия» в чьих-то сильных, «высших» руках. Зло, конечно, нельзя победить, но с ним нужно бороться. Хотя бы для того, чтобы поддерживать пресловутый «баланс сил», который сам по себе ни за что не удержится.
Такие вот тяжелые мысли ворочались в большелобой голове Володи Демидова.
Спустя час после разговора с Денисом Грязновым дверь офиса радиостанции отворилась и по ступенькам сбежал высокий широкоплечий брюнет. Володя тряхнул головой, прогоняя невеселые мысли, и сосредоточил внимание на брюнете.
Кирилл Ремизов, а это был именно он, подошел к черному, видавшему виды «крайслеру», открыл дверцу, огляделся и скользнул внутрь. Еще через пару минут на пороге офиса появился другой молодой человек — пониже и потщедушней Кирилла. Он быстро спустился по ступенькам, подошел к машине Ремизова и тоже забрался внутрь.
«Крайслер» тронулся с места.
— Ну вот, — сказал себе Демидыч, — конец ожиданию. Посмотрим, куда ты меня приведешь, красавчик.
Он завел мотор и поехал вслед за черным «крайслером», держась от него на приличном расстоянии, но не теряя из виду.
Через полчаса машина Ремизова въехала на территорию Московского университета.
— Тяга к учению? — усмехнулся Демидыч. — Похвально, похвально.
Проехав мимо главного университетского здания и свернув направо, «крайслер» остановился у светлого высокого здания. «Первый гуманитарный корпус», — прочел Демидыч табличку возле стеклянных дверей.
Кирилл Ремизов и его низкорослый попутчик выбрались из машины и направились к дверям здания. Демидыч последовал за ними.
Молодые люди миновали трех охранников в синих костюмах, предъявив им какие-то документы в синих корочках. Демидов пошарил по карманам. Слава богу, в одном из них оказался паспорт.
— Вы куда? — спросил Демидыча один из вахтеров.
— Э-э… В деканат, — соврал Демидыч. — Я студент-заочник.
Охранники с интересом оглядели огромную фигуру Володи.
— Покажите студенческий билет, — потребовал охранник.
— Дома забыл, — улыбнулся Демидыч, смущенно поводя широченными плечами. — Зато паспорт прихватил.
Пока один из вахтеров переписывал в журнал посетителей паспортные данные Демидова, Кирилл Ремизов и его попутчик успели скрыться за углом.
— Нельзя ли побыстрее? — попросил Володя. — Я на лекцию опаздываю.
— Ничего, не опоздаете, — заверил его охранник. — Держите. — Он протянул Демидычу паспорт. — И заведите привычку всегда носить студенческий билет. Как паспорт.
— Обязательно, — кинул на ходу Демидыч и быстрым шагом двинулся в том направлении, в котором исчезли двое молодых людей.
Он зашел за угол и остановился. По левую сторону находились лестница и дверь с надписью спортзал, по правую — женский туалет и две деревянные двери, ведущие в учебные аудитории.
Демидыч заглянул в аудитории — они были пусты. Дверь спортзала была заперта на ключ. Он свернул к лестнице и поднялся на один пролет. На площадке курили две молодые очкастые женщины с чрезвычайно умными лицами.
— Я извиняюсь, — обратился к ним Демидыч, — здесь не проходили два молодых человека? Один — высокий брюнет, второй…
— Вы не видите, что мы разговариваем? — сердито спросила одна из очкастых дам.
— Я ведь извинился, — опешил Демидыч.
— Хм. Он извинился. Слыхали, Надежда Константиновна?
— Светочка, не будь так строга к молодому человеку, — с улыбкой повернулась к Демидычу вторая очкастая, что постарше. — Видимо, ему очень надо. — Она выпустила струйку дыма уголком рта. — Пока мы здесь стоим, никто не проходил. Ни юноши, ни девушки.
— Спасибо, — поблагодарил Демидыч. — А куда ведет эта лестница?
Он показал на лестничный пролет, уходящий вниз.
— Как — куда? — удивилась очкастая Надежда Константиновна. — В подвал, куда же еще.
— А что в подвале? — не унимался Демидыч.
— В подвале? — Надежда Константиновна повернулась к своей собеседнице. — Светочка, что у нас в подвале?
— В подвале… — молодая задумалась. — По-моему, тир. Или что-то в этом роде.
— Большое спасибо, — поклонился дамам Демидыч и собрался было уходить, но в этот момент на лестнице, ведущей в подвал, раздались шаги.
— А вот и ваш брюнет, — с улыбкой сказала Надежда Константиновна.
Кирилл Ремизов резко поднял голову и внимательно посмотрел на стоящую на площадке троицу.
— Вы не правы, Надежда Константиновна, — с жаром произнес Демидыч. Базис и надстройка являются обязательными сегментами рыночной экономики, но их нельзя абсолютизировать.
— Базис и над… — недоуменно проговорила Надежда Константиновна.
— Именно, — перебил ее Демидыч. — Об этом вы можете прочесть в книге профессора Губарева. Он как раз доказывает, что…
Ремизов отвел от троицы взгляд, видимо потеряв к ней всякий интерес, и вышел в коридор.
— …Что мне пора идти, — докончил фразу Демидыч. — Извините за маленькое шоу, девушки.
Он повернулся, чтоб спуститься с лестницы.
— Извините, — раздался за спиной у Демидыча удивленный голос Надежды Константиновны.