ни агитации, ни действий Мартинеса, находя их выходящими далеко за рамки дозволенного законами страны. Таким образом, обсудив жалобы и обращения евреев, совет каноников решил послать делегацию к королю, чтобы обуздать действия Мартинеса. Ответ короля нельзя назвать ободряющим: он прикажет своему совету принять во внимание петицию, но он чувствует необходимость добавить, что «хотя пыл архидьякона хорош и свят, нужно следить, чтобы он не поднимал людей против евреев своими разговорами и проповедями. Хотя евреи скверны и испорчены, они находятся под моей защитой и под королевской властью, и их не следует осуждать, кроме как справедливо наказывать, если они нарушают закон»[412].

Во всем этом было больше двусмысленности, чем прямого ответа. Король призывает к защите евреев, но не дает никаких рекомендаций к действиям против Мартинеса. Он полностью игнорирует строгие предупреждения, данные Мартинесу им самим и Энрике, и вместо того восхваляет «священный пыл», зато весьма нелестно отзывается о евреях. Что же касается петиции, то он ограничивает свою реакцию выражением взгляда, что за Мартинесом нужно «проследить», но уклоняется от прямого и конкретного ответа, передавая это дело своему совету и таким образом увиливая от прямой ответственности. Король, несомненно, должен был ублажить антисемитскую партию, внушительно представленную в королевском совете. Через три года после Альжубарроты Хуан I был совсем не тем королем, что до разгрома. Никаких действий против Мартинеса не было предпринято королевским двором, да и не могло быть предпринято в то время.

Попытка мобилизовать местную церковь против Мартинеса окончилась, таким образом, неудачей. Она не только не остановила его, но даже усилила его дерзость. Его проповеди против евреев стали еще более исступленными, чем прежде, потому что он поверил в то, что его цели достижимы. Но он был чересчур уверен в себе, потерял душевное равновесие и споткнулся. Мартинес представил себя как высший авторитет во всем, что касалось еврейского вопроса. Он даже утверждал, что у папы нет права выпускать буллы, разрешающие евреям строить новые синагоги. Он говорил от имени севильской церкви, как будто был ее главным представителем, и его дерзость приобрела форму наглости, которая принизила престиж архиепископа Севильи. Теперь в кафедральном собрании каноников возобладало, вне сомнения, отрицательное мнение о Мартинесе. Архиепископ решил действовать.

Педро Гомес Барросо, архиепископ Севильи, считался, согласно Амадору де лос Риосу, одним из самых уважаемых лидеров испанской церкви, и за «чистоту и достоинство его доктрины, и за мягкую серьезность его манер»[413]. Он понял, что, пытаясь остановить Мартинеса, он ввяжется в серьезный бой, и не хотел сделать этот бой своим личным. Поэтому он назначил комитет светских и церковных экспертов для проверки претензий к архидьякону и велел вызвать Мартинеса для объяснений. Мартинес явился. На первый вопрос, отрицает ли он право папы выдавать евреям разрешение на строительство синагог, он ответил положительно. Его попросили обосновать это мнение, так как принято думать обратное. Архиепископ и другие члены комитета обосновали противоположное мнение; они отметили позицию Хуана Санчеса (изложенную в новой норме) и тот факт, что папы Александр III, Климент VI и другие Святые Отцы опубликовали буллы, разрешающие строительство любых синагог. Они подчеркнули, полагаясь на эти свидетельства, что попытка ограничить права папы — «ошибка», и если Мартинес не может обосновать своих слов, он должен взять их обратно. Тот отказался. Он заявил, что готов представить объяснения в присутствии «официальных лиц и других, из народа»[414], тем самым демонстрируя свою неспособность представить правовые аргументы, способные удовлетворить людей ученых, и свою необходимость опираться на «простых людей», чьи уши открыты его утверждениям. Архиепископ ответил, что судить в таких вопросах могут только ученые люди, а не светские, несведущие в церковном законе. От Мартинеса потребовали подчинения Церкви, т. е. воздержания от таких сомнительных заявлений до тех пор, пока его утверждения не будут проверены комиссией экспертов, которая постановит, являются ли они отступлением от учения Церкви[415]. И с этим Мартинес не согласился. Он продолжал проповедовать в том же духе.

Тогда архиепископ вынес формальный приговор, в котором вообще запретил Мартинесу проповедовать, пока его вопрос не будет рассмотрен компетентными судьями. Более того, в свете его открытого пренебрежения указаниями, данными ему архиепископом и экзаменаторами, он сделался, как это следует из его последних заявлений, упрямым «бунтовщиком, подозреваемым в ереси». Хуже того — так как он ежедневно утверждает, что то, что он говорит, и есть правда, он тем самым «упорствует в заблуждениях». В дополнение архиепископ обратил его внимание на тот факт, что, помимо вышеупомянутого заявления, касающегося папы, он также сказал, что «папа не может разрешить священнику жениться, не может освободить от данного обета или отпускать грехи кого бы то ни было, и другие вещи, которые для понимающих могут быть приняты как обоснованное мнение, но для простаков, кто не слишком образован, могут стать причиной большого скандала и презрения к папе»[416]. Мартинес был лишен, под угрозой отлучения от Церкви, не только права проповедовать, но и действовать в качестве судьи или официального лица архиепископа до вынесения решения по поводу его заявлений. Этот строгий приговор архиепископа, как мы должны отметить, был вынесен 2 августа 1389 г.[417]

Теперь положение Мартинеса стало скверным. Он вызвал антагонизм совета каноников, сделал архиепископа своим врагом, был лишен всех своих прав и ожидал расследования по обвинению в своей ереси. Но ему опять повезло. 7 июля 1390 г. архиепископ Барросо умер, и сторонники Мартинеса взялись за агитацию в его пользу. Их немедленной целью было убедить совет каноников игнорировать ожидаемое расследование против Мартинеса, восстановить его на посту архидьякона и избрать его одним из епархиальных судей. В результате последующих политических интриг, направляемых, возможно, самим Мартинесом, все эти цели были достигнуты. Оппозиция по отношению к нему, несомненно, настолько ослабилась со смертью архиепископа, что многие члены совета решили, что у них не было выбора, кроме как присоединиться к лагерю победителя. Мартинес снова оказался на коне, да еще в гораздо лучшем положении.

IV

Через три месяца после смерти архиепископа Хуан I тоже умер, оставив наследником престола своего малолетнего сына и неясные инструкции по поводу регентства. Регентство было сформировано после сложных переговоров и вскоре оказалось настолько разделенным, что зачастую было почти парализованным, причем представители городов составили теперь большинство королевского правительства. Таким образом, от него трудно было ожидать серьезных мер в защиту евреев. Теперь Мартинес был уверен, что его час настал. 8 декабря 1390 г. он направил указания клирикам различных городов епархии в течение трех часов с момента получения