Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я вошел в конвойное помещение, я был юношей с гладкой кожей и свежим лицом. В то время у меня были буйные кудри, и единственным способом с ними справиться было собрать их сзади в «конский хвост», что действительно выглядело по-девчачьи. Я был похож на Максвелла. Охранники закрыли за мной дверь, и отвратительный старик выкрикнул позади меня на зулу: «Ha, ha, ha. Hhe madoda! Angikaze ngibone indoda enhle kangaka! Si-zoba nobusuku obuhle manje!» («Ха-ха-ха. Черт побери, парни. Я никогда раньше не видел такого красивого мужчину. Сегодня у нас будет отличная ночь!»)
Это напоминает сценку в баре из «Звездных войн», где зависают все плохие парни и охотники за головами со всей Вселенной – мерзкий людской муравейник из подлецов и мерзавцев. Только здесь не было музыки и не было Хана Соло.
Че-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ерт!..
Когда я вошел, прямо рядом со мной был молодой человек, совершенно слетевший с катушек, разговаривавший сам с собой, выплакавший глаза. Он посмотрел на меня, встретился со мной глазами и, как я догадываюсь, подумал, что я выгляжу как родственная душа, с которой он может поговорить. Он подошел ко мне и начал плакаться на то, как его арестовали и бросили в камеру, как гангстеры украли его одежду и обувь, насиловали его и били каждый день. Он не был каким-то головорезом. Он был образованным, с хорошей речью. Он ждал год, пока его дело будет рассмотрено, он хотел покончить жизнь самоубийством. Этот парень нагнал на меня страх.
Я оглядел конвойное помещение. Там, вполне вероятно, была сотня парней, все они разбрелись и сбились в четкие и безошибочно определенные группы по расам: куча черных в одном углу, цветные – в другом, пара индийцев в стороне и несколько белых ребят у одной стены. Те парни, что были вместе со мной в полицейском фургоне, в ту самую секунду, как мы вошли, инстинктивно, автоматически подошли к группам, которым принадлежали. Я застыл.
Я не знал, куда идти.
Я посмотрел на угол с цветными. Увидел самую знаменитую, самую жестокую тюремную банду в ЮАР. Я выглядел, как они, но я не был, как они. Здесь я не мог переметнуться, изображая фальшивого гангстера, они бы обнаружили, что я обманщик. Нет, нет, нет. Эта игра окончена, друзья. Последнее, что мне было нужно, – настроенные против меня цветные гангстеры.
А что, если я пойду в угол с черными? Я знаю, что я черный, и я считаю себя черным, но внешне я не черный. Так что поймут ли эти ребята, почему я подошел к ним? И не вляпаюсь ли я в какое-нибудь дерьмо, пойдя туда? Ведь если человек, который кажется цветным, пойдет в угол к черным, это может разозлить цветных гангстеров даже больше, чем если черный пойдет в угол к цветным, не являясь цветным. Ведь именно это происходило со мной всю мою жизнь. Цветные видели, как я провожу время с черными, и конфликтовали со мной, хотели со мной драться. Я представил, как из-за меня в конвойном помещении начнется расовая война.
– Эй! Почему ты прохлаждаешься с черными?
– Потому что я черный.
– Нет, ты не черный. Ты цветной.
– Ах, да. Я знаю, как это выглядит, дружище, но дай объясню. На самом деле это смешная история. Мой отец белый, а мама черная, а раса – это социальная концепция, так что…
Это бы не сработало. Не здесь.
Все это за секунду, на лету пронеслось в моей голове. Я делал безумные расчеты, глядя на людей, осматривая комнату, оценивая варианты. Если я пойду сюда, тогда будет это. Если я пойду туда, тогда будет то. Вся моя жизнь пронеслась перед глазами: игровая площадка в школе, магазины spaza в Соуэто, улицы Иден-Парка. Каждый раз и в каждом месте мне всегда приходилось быть хамелеоном, лавирующим между группами, объясняющим, кто я такой. Это было как в кафетерии в старшей школе.
Только сейчас это был «кафетерий в старшей школе» в аду, потому что, если я выбрал бы не тот столик, меня могли избить, заколоть или изнасиловать. Еще никогда в своей жизни я не был так испуган. Но все же надо было выбирать. Даже если у меня и не было выбора. Так как расизм существует, вы должны выбрать, на какой вы стороне. Вы можете сказать, что не выбираете, на какой вы стороне, но на самом деле жизнь заставит вас делать выбор.
«Сделай все возможное, чтобы не возвращаться сюда.
Плачь перед судьей, делай все, что должен делать.
Если ты получишь тюремный срок и вернешься сюда, твоя жизнь уже никогда не будет прежней».
В тот день я выбрал белых. Просто не было похоже, что они могут меня обидеть. Их было несколько, обычных белых парней среднего возраста. Я подошел к ним. Мы некоторое время пообщались, немного поболтали. Большинство было задержано за экономические преступления: различные денежные махинации, мошенничество и вымогательство. Они были бесполезны для того, кто хотел бы устроить свару, они могли бы дать отпор. Но они не собирались делать мне ничего плохого. Я был в безопасности.
К счастью, время шло довольно быстро. Я пробыл там всего лишь около часа перед тем, как меня вызвали в зал суда, где судья должен был либо отпустить меня, либо отправить в тюрьму ждать суда. Когда я уходил, один из белых парней шепнул мне: «Сделай все возможное, чтобы не возвращаться сюда. Плачь перед судьей, делай все, что должен делать. Если ты получишь тюремный срок и вернешься сюда, твоя жизнь уже никогда не будет прежней».
В зале суда я нашел ожидавшего адвоката. Мой двоюродный брат Млунгиси тоже был там, в галерее, готовый стать моим поручителем, если дела пойдут в мою пользу.
Судебный пристав зачитал номер моего дела, и судья взглянул на меня.
– Как ты? – спросил он.
Я был разбит. Почти неделю я носил маску головореза, и теперь просто не мог продолжать.
– Я… Я плохо, ваша честь. Плохо.
Он выглядел непонимающим.
– Что?!
– Я плохо, сэр. Я действительно страдаю, – сказал я.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что вы спросили, как я.
– Кто тебя спросил?
– Вы. Вы только что спросили меня.
– Я не сказал «Как ты?» Я сказал «Кто ты?» Зачем бы мне тратить время, спрашивая «Как ты?»! Это тюрьма. Я знаю, что здесь все страдают. Если бы я спрашивал каждого «Как ты?», мы просидели бы здесь целый день. Я сказал «Кто ты?» Назови свое имя для протокола.
– Тревор Ной.
– Хорошо. Теперь можем двигаться дальше.
Весь зал суда начал смеяться, поэтому и я начал смеяться. Но теперь я еще больше окаменел, потому что не хотел, чтобы судья подумал, что я смеюсь, так как не отношусь к нему серьезно.
Выяснилось, что мне было незачем волноваться. Все, что произошло далее, заняло всего несколько минут. Мой адвокат поговорил с обвинителем, и все уже было улажено. Он представил мое дело. У меня не было судимостей, я не был опасен. С противоположной стороны возражений не последовало. Судья назначил день рассмотрения дела в суде и залог. Я мог свободно идти.