– Девушки, они, друг мой, бывают разные, – продолжалразглагольствовать Жора. – Но в каждой что-то есть, если разобраться. Уменя на это наследственный нюх… Недаром мой лопухоид-папа выплачивал алиментыдаже одной знаменитой актрисе… О его прочих женах я не говорю. А актриса этамелкая оказалась женщина, без полета…

– Хм… Вот ты какой! А Гроттер, она красивая? –неожиданно услышала Таня Ванькин голос.

Таня напряглась. Самым правильным было выйти из своегоукрытия, но она этого не сделала. Вместо этого она осторожно выглянула,стараясь не упустить не то что слова, но даже выражения лиц Жикина и Ваньки. Нотут ее поджидало разочарование: она видела лишь их спины.

– Ну э-э… Если ты так хочешь… ладно, скажу. – Дон-Жуантибидохского разлива замялся, подыскивая правильный эпитет.

Всех ящичков, по которым Жора Жикин рассортировывал девушек,у него было четыре. Первый, самый элитный, именовался «высший класс», второйбыл «норма», далее шел ящичек «у нее красивые глаза», и, наконец, самый большойи просторный именовался: «она любит животных».

Таня чувствовала, что Ванька с нетерпением ждет ответа. Онаи сама ждала его с нетерпением и страхом.

– У нее красивые глаза. Но… и животных она тожелюбит, – выдавил наконец Жикин.

– То есть она некрасивая? – спокойно уточнил Ванька.

– М-м-м… Ну что значит некрасивая? До Лотковой или там доСклеповой, ясное дело, не дотягивает. Но все-таки лучше Попугаевой… В общем,для тебя, наверное, сойдет, – снисходительно сказал Жикин.

Таня была уверена, что Ванька сейчас ударит Жикина в нос,стремясь придать классическому носу Жоры более простые формы. Но… Ванька этогоне сделал.

Вместо этого он достал из кармана маленькую деревяннуюшкатулку, в которой, видно, лежали какие-то травы для магпункта, повертел ее вруках и закрыл крышку. Потом встал, окинул Жору задумчивым взглядом и быстроушел. Через некоторое время, пожимая плечами, удалился и Жикин.

Таня продолжала сидеть за диваном, уткнувшись лбом в егоисточенный жуками деревянный каркас. Она ничего не видела и не слышала. Еетрясло от слез и безысходного гнева. На душе у нее было так мерзко, будто тудакто-то плюнул. Плюнул не чужой, до кого ей не было дела, а тот, перед кем душадавно уже доверчиво открылась.

Таня ощутила себя преданной. Преданной и проданной…

* * *

Поздно ночью, когда Таня, выплакавшись, уже спала, в окнокто-то настойчиво постучал. Таня открыла глаза и приподнялась на подушке,пытаясь понять, померещилось ли ей. Гробыня мирно посапывала. Во сне она малопоходила на роковую девицу с темного отделения и была мила и тиха, какангелочек. Сложно было поверить, что в этой головке в дневное время могутроиться зловещие замыслы.

Скелет Паж, он же Дырь Тонианно, поскрипывал на своейподставке и, покачивая перьями на шляпе, видно, шептал судьбе самыеразнообразные слова.

Стук повторился. Таня подошла к окну и, прижавшись носом кстеклу, осторожно выглянула.

Перед окном – одетый не по погоде, продрогший, как цуцик, сзастывшей на носу сосулькой неясного происхождения – завис на метле ГурийПуппер. Он был одинокий и печальный. Казалось, еще мгновение – и он простообрушится вниз, превратившись в ледяную глыбу.

– О, Таня, Танечка! Я сбежал в Тибидохс! Я буду жить у вас!Я ненавижу Магфорд! – произнес он с надрывом.

– Ты с ума сошел! Тебя ищут! Тут некоторые болтают, что ятебя насмерть запытала, – только и сказала Таня.

– Таня, пожалуйста, открой мне окно! Или я буду упадать всугроб и умирать на ровный место! – одеревеневшими губами произнес Пуппер.

Он говорил по-русски довольно правильно для иностранца, но сзабавными ошибками, возникавшими всякий раз, как он сбивался с протореннойречевой дороги.

Таня решительно толкнула раму. Пуппер вместе с метлой струдом протиснулся в комнату, впустив ледяной зимний воздух…

Вечером тридцатого декабря Шурасик сидел в общей гостиной и,забравшись с ногами на диван, сыгравший с Таней такую злую шутку, записывалчто-то в толстенной тетради. Тетрадей и блокнотов у Шурасика было немыслимоеколичество, и все заполнены крайне неразборчивым почерком, больше напоминавшимпрыжки кардиограммы. Будь Шурасик, скажем, великим писателем, оставившим своенаследие потомкам, его библиограф намылил бы веревку, застряв где-нибудь напервой трети бесконечного литературного пути покойного.

«Сколько стоит килограмм времени? Больше, чем полкило снов?»– строчил Шурасик, мусоля заговоренный черномагический карандашик с грифелем,сплетенным из солнечных лучей.

Фраза была хороша, никто не спорит, на этом местевдохновение Шурасика иссякло. Он отложил карандаш и стал думать, что бы ещетакого ему написать. Перед мысленным взором Шурасика, резвясь и прыгая,проносился месяц декабрь собственной персоной.

Месяцы бывают разные. На каждом красуется какой-то знак,вроде клейма или отметины. Бывают месяцы под знаком Рыб, Овна и Тельца, бываютпод Львом, Девой и Весами… Но это если все идет по плану и привычное течениеничем не нарушается, как это произошло теперь. Так, декабрь месяц в Тибидохсе,против всякого ожидания, прошел почему-то не под знаком Стрельца или в крайнемслучае Козерога, а под знаком Пуппера…

Прибыв где-то в десятых числах, Пуппер едва не былприхлопнут Грааль Гардарикой, но сумел уцелеть благодаря высокой скорости,которую развивала его метла, и охранной магии. Одеревеневший от мороза, Гурийпару дней приходил в себя в магпункте, с присущей ему скромностью весьмаконспективно рассказывая о тех ужасах, которые ему довелось пережить. Сбежав изМагфорда от склочных магвокатов, тренера и издателей, выпускающих календарики сего портретом, Пуппер взял курс на Буян, но сбился с пути и множествотомительных часов хаотично рыскал над океаном, пока наконец, полуживой отусталости, не обнаружил русского острова.

Весть о прибытии Пуппера облетела Тибидохс за считаныеминуты. Верка Попугаева и Дуся Пупсикова как сумасшедшие носились по коридорами голосили:

– Пупперчик тут! Он от Пруна ушел, от Гореанны ушел! От насне уйдет!

У магпункта собралась огромная толпа. Лишь суеверный ужас,который умела внушить к себе Ягге, мешал толпе ворваться внутрь и разорватьПуппера на сто тысяч автографов и памятных фрагментов. Пуппер тихо бредил накровати, бессвязно повторяя: «Русская Таня… Драконбол… Не отдавайте меня вМагфорд, там меня все забодали!»

Ягге энергично растирала ему спину и грудь камфорнымспиртом, удивляясь тому, какой Пуппер тощенький.