— Это называется давление общественности, — сказал Сергей Львович, растирая виски пальцами. Обычно невозмутимый и отстраненный, сейчас он выглядел измочаленным и уставшим, как будто потерял способность противостоять обычным сложностям управленца, перестал их отталкивать и наоборот — проглотил. И сразу постарел лет на десять.

Андрей Викторович тоже не сказать, что выглядел огурцом. Мешки под глазами, небритость, щеки помятые.

— Даже несмотря на то, что осталось всего ничего до конца учебного года, вам придется написать заявление по собственному желанию. Эта шумиха… И среди родителей слухи пошли. Все из-за вызовов, допросов. Рад бы вас оставить, да не могу.

Историк спокойно изучал директора, потом протер глаза двумя пальцами.

— Я понимаю. Думаю, найдете замену.

Тут резко зазвонил телефон. Директор глянул на него так, как будто понятия не имел, что это такое. Потом моргнул и снял трубку. Лицо его совсем немного просветлело:

— Да-да, конечно! Помним, ждем. И все-таки, я попытаюсь сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, — он неестественно широко улыбался, потом улыбка потухла. — Но все-таки, я изложу вам обстановку, и быть может, вы перемените решение. У нас тут столько всего случилось, милочка. А-а… Наслышаны? Прекрасно. Ладненько, ждем вас сегодня.

Сергей Львович положил трубку и глянул на преподавателя, а тот пожал плечами. Что-то неясное было в жесте, только директор слишком уж утомился, чтоб обратить внимание на такую мелочь. Прямо за глазом просыпалась уже привычная пульсирующая боль. Иногда он засыпал пораньше, надеясь от нее избавиться, но и проснувшись поутру, все равно ощущал ее. Думал, что если не пройдет до лета, надо обязательно показаться врачу, а то вдруг опухоль.

— Ваша предшественница, так сказать. Документы не забрала, когда увольнялась, да и рекомендация ей потребовалась. Отдохнула девушка, и собирается в следующем году возобновить карьеру, как она объяснила. Сегодня подъехать хочет, может, пересечетесь с ней, обменяетесь опытом.

— Может быть.

— У вас царапина на шее, — сказал вдруг директор. Преподаватель вздрогнул и провел по шее ладонью, будто бы смахнуть хотел тонкую линию подсохшей корочки. Потом смущенно улыбнулся и сказал:

— На даче ветку пилил, яблоня исцарапала.

— А вы дачник? — удивленно спросил директор. — Никогда бы не подумал. Да и разве сейчас наступило время, чтоб подпиливать? Погода не весенняя совсем, несмотря на календарь.

— Нет, у меня ветка желоб весь погнула, водосток. Осенью поленился заняться, так вот сейчас вроде как… развеялся. Приехал, что-то поделал — на душе стало легче. Больше некому за участком следить.

На лбу историка выступил пот. Сергей Львович встал из-за стола и открыл окно в режим проветривания.

— Ладно… Доработайте уже сегодня, чего, зря ездили… Попрощайтесь с ребятами и коллективом, если есть желание. Очень жаль, что все так сложилось. Но, думаю, вы не особо расстроились из-за увольнения.

— Да нет, — ответил Андрей Викторович, смахивая капли пота и вытирая ладонь о джинсы. — Работа она и есть работа. Если не приносит удовольствия, то хотя бы деньги дает. Ну, ничего страшного, будем думать, как жить дальше, — он улыбнулся и встал. — Ну, всего доброго, спасибо за… отношение. Ваше доверие много для меня значило.

Директор кивнул, они обменялись рукопожатиями, и опять какие-то смутные догадки промелькнули в голове Сергея Львовича, когда он увидел царапину поближе. Догадки такого рода, что преподаватель кривит душой — какая там дача! Ну, он взрослый человек, и если и отдыхал с какой-нибудь горячей дамочкой и она распустила коготки в порыве страсти, то чего тут такого?

Эх, теперь опять искать кого-то, ломать голову, а боль и без того все сильнее пульсирует.

Когда дверь за историком закрылась, Сергей Львович опустился в мягкое кожаное кресло и пробормотал:

— Самому уволиться, что ли…

* * *

Единственный из учителей, кто не начинал урок с лекции, на отвлеченные темы, или с обсуждения случившегося, была Дина Алексеевна. А кто же еще? Она продолжала рассказывать про дроби, уравнения и многочлены (а Вол иногда по-прежнему выкрикивал «члены!»). Она так же воняла своим старушечьим запахом, так же ходила в брюках с пятнами мела, так же потряхивала рыжевато-седыми волосами и так же тянула скрипучим голосом:

— Вы выпускноо-ой клаа-ас… На носу ГИ-ИИ-АА-АА, и ничто не должно отвлекать вас от подготовки. Вам получать аттестаты, поступать учиться дальше. От этого зависит ваше будущее. Вол! Сядь уже ровно хотя бы на минуточку, а?

— А вы слышали, что произошло, Дина Алексеевна? — спросил Вол.

— Послушай, что бы не произошло, оно должно оставаться там! — она махнула морщинистой рукой на окно. — За пределами школы можете обсуждать что угодно, и на переменках можете обсуждать. Но на уроках будьте добры, занимайтесь делом. Особенно на алгебре. Я понятно объяснила?

Вол покачал головой, ухмыляясь.

Плотников и Андраник, в отсутствии Шули притихли, а если что-то и исполняли, то по большей части безобидное. Но Турка знал, что так будет недолго — неделя пройдет, другая и все вернется на круги своя. Их мыслительные процессы были в чем-то схожи с процессами Дины Алексеевны.

Но настоящий фурор произвел другой человек, всем хорошо знакомый. Сначала возле школы появилась красное «Пежо», потом из него вынырнула девушка на каблуках, с черными волосами, собранными в объемный хвост. Скромная одежда — джинсы, курточка, легкий макияж. От нее веяло чем-то эдаким, и когда она миновала вахтерский пост с грозной бабой Лелей и появилась в коридорах, многие пацаны (да и девчонки тоже) таращили на нее глаза.

Турка столкнулся с ней, когда выходил из туалета. Мария Владимировна улыбнулась и кивнула ему, помахала рукой. Он почему-то подумал, что она его забыла — таким отстраненным выглядел жест.

— Привет, Артур Давыдов!

— Мария Владимировна! Вы возвращаетесь? — вырвалось у него.

— Нет, — улыбнулась она. — Точнее, не к вам. Хотя зовут, — глаза у нее сияли, а у Турки в голове взметнулись сухими листьями воспоминания полугодовалой давности. Дураком надо быть, чтоб вернуться сюда после всего. — Я так, кое-что забыла… Бумажные вопросы.

Они отошли к окну. Мимо текли ученики, а Турка разглядывал лицо бывшей учительницы истории — свежее, девичье, так непохожее на бродящие по школе лица. Не размалеванное, как у большинства старшеклассниц — только губы подкрашены, да брови аккуратно подведены.

— Вспоминаем вас, — сказал Турка, не зная, что еще добавить.

— Молодцы, — засмеялась она, но лицо ее тут же посерьезнело: — Хотя тут и без того много чего происходит, судя по новостям и газетам.

Тут затрещал звонок.

— Ладно, может, потом еще поговорим, — подмигнула Мария Владимировна, а Турка поспешил на урок, думая, что нет, скорее всего, они больше не пересекутся никогда.