– Вот моя подруга, – говорит Радж, когда встает Пенелопа Стрейнджлайт.

Она одета в прозрачную черную тунику, колышущуюся над черными колготками в сеточку. На светлых волосах венок из черных роз. Получается такая соблазнительная Мортиша Адамс в свободный вечер.

Последний раз, когда я читала стихи, был, когда я закрыла аккаунт на Тумблере, но сегодняшнее представление ничего. Когда заканчивается знакомство, все поэты уходят со сцены, кроме одной, которая читает стихотворение о маленькой девочке в лесу глубоким мелодичным голосом. Когда она заканчивает, прожектор взмывает вверх и освещает клетку. Другой поэт, облаченный в старомодные твидовые брюки и кожаный ошейник с шипами над голой грудью, читает стихотворение с яркими строчками о том, в какие неприятности впутывался, когда играл в панк-группе. Странное мероприятие, слов нет, но оно затрагивает те участки моего мозга, которые давно пребывали в тени. Сегодняшний вечер напоминает мне первые годы в Нью-Йорке, когда у меня было сколько угодно времени, чтобы искать приключений, и я не сидела в офисе с работой.

– Ты часто ходишь в такие места? – спрашиваю я Раджа.

– Чаще, чем раньше, у меня теперь не такое беспорядочное расписание, – отвечает Радж, подумав. – Но не так часто, как хотел бы.

– Мне здесь нравится, – говорю я ему.

Он сжимает мою руку.

– Хорошо.

Вскоре ведущая приглашает нас разойтись по клубу для приватных чтений. Поэты уходят со сцены, чтобы осесть в разных местах. Пенелопа Стрейнджлайт пробирается через зал, когда видит нас.

– Радж! – восклицает она, выходя из образа и обнимая его. – Ты пришел. Замечательно.

Мне приходит в голову, что я понятия не имею, насколько они близки или насколько она в курсе обо мне.

К счастью, Радж меня представляет.

– Это Элайза, моя… девушка. – Он как будто впервые пробует это слово. Поворачивается ко мне в растерянности. – Ты ведь моя девушка?

Пенелопа громко смеется. Я просто булькаю от шока.

– Э… может быть? То есть наверное? Или нет? Тебе решать, – мямлю я.

– Слушайте, вы, двое, у меня есть стихотворение, которое идеально вам подходит, – говорит Пенелопа.

Я впервые замечаю, что у нее легкий певучий британский акцент.

Мы озадаченно идем за ней сквозь толпу, мимо бара, наружу, в патио, где стоит группа обнаженных греческих статуй. Пока мы идем, я не могу не бормотать, обращаясь к Раджу:

– Я к тому, что я не то что не хочу быть твоей девушкой, – объясняю я паническим шепотом. – Просто мы пока об этом в таких словах не говорили.

– Даже несмотря на то, что, возможно, поженимся в следующие выходные? – бьет меня наповал он.

Я изучаю его выражение лица: робкое, немного смущенное, но не рассерженное. Это хорошо.

– Тогда я твоя девушка, – говорю я. – Давай попробуем всерьез.

Он качает головой, как будто не может мне поверить.

– Девушка, – медленно произносит он, улыбаясь, словно привыкает так меня называть.

Пенелопа прочищает горло, и мы замолкаем. Она встает среди статуй, встречается с каждым из нас глубокомысленным взглядом и начинает читать стихотворение о новой любви:

Пугающее ощущение: услышать свои собственные мысли, те, в которых ты и сам себе не очень признавался, высказанные вслух в великолепных поэтических образах, в этом странном саду со скульптурами, в клубе с музыкой. Закончив, Пенелопа делает книксен. Радж выуживает из бумажника пятидолларовую купюру, по правилам мероприятия.

– Приятного вечера, детки, – говорит Пенелопа, проскальзывая мимо нас к бару в поисках другой группы слушателей. – Рада была повидаться, Радж.

– Это было прекрасно, – говорю я, когда мы остаемся одни.

– Да, правда, – соглашается он.

Повисает тишина, и я понимаю, что мы оба хотим сказать что-то еще.

– У меня от него такое чувство… – Я пытаюсь найти верные слова. – Точно такое чувство, как то, что у меня к тебе? Как будто что-то хорошее и правильное, и я хочу больше.

Он кивает.

– Да. Именно так. Странное ощущение.

– Странное, но вроде как совершенное, – размышляю я.

Мы стоим достаточно близко для поцелуя, но я не уверена, что у меня хватит смелости взять на себя инициативу. Я хочу защитить то, что у нас есть, от собственных резких порывов. Я не хочу опять все испортить, как в то утро в своей квартире. Может быть, мне не о чем беспокоиться, потому что Радж медленно наклоняется меня поцеловать, и я чувствую, как его ресницы щекочут мне кожу. Мне нравится, как его поцелуи разогреваются от нежности до увлеченности; одна рука скользит по моей спине, вторая гладит мне щеку. Когда мы наконец отстраняемся, я вижу, как он улыбается.