Рядом я пристроила стопку документов, на беглый просмотр которых мне пришлось потратить три дня.

Права оказалась Ольга Михайловна. Что значит опытный человек!

Я взяла ручку и принялась в задумчивости разрисовывать тетрадный лист непонятными узорами.

Итак. То, что адресаты Казицкого называли обтекаемым словом «Артефакт», было драгоценным камнем. Скорее всего, этот камень украшал корону каких-то древних царей. Среди тех, кто носил эту корону, была женщина. Возможно, она носила эту корону последней. Не случайно же Казицкий изобразил в своем рисунке красивую женщину с царским венцом на голове! Кстати, камень, который назывался «Второй каплей», скорее всего был бриллиантом. Или алмазом. Почему я так думаю? Потому, что на рисунке Казицкого два камня были заштрихованы. Они располагались по бокам и были примерно одного размера. А центральному камню мой покойный сосед уделил гораздо больше внимания. Он тщательно прорисовал его форму, кстати довольно странную для бриллианта, и лучи, веером расходящиеся вокруг.

Камень сиял.

Да, точно. Форма камня была нарисована тщательно. Пожалуй, нарисована с натуры. Была в нем… не знаю, как сказать… индивидуальность, что ли… Два камня по бокам смотрелись на его фоне просто заштрихованными безликими овалами.

Алмаз или бриллиант грушевидной формы. Очень странно. Действительно, немного похоже на слезу.

Слеза богини. Вторая слеза.

Первая канула в неизвестность. Видимо, даже в те времена было небезопасно хвастать сокровищем такой баснословной ценности. Что уж говорить о временах нынешних, когда само представление о больших ценностях деформировано и сожрано инфляцией!

Наверное, именно поэтому владелец «Первой капли» держал свое сокровище в тайне. А возможно, все было совсем наоборот. Возможно, алмаз был подарен дружественному владыке, жившему далеко за морем. Сокровище доверили верным слугам, погрузили на корабль и отправили новому владельцу, но боги распорядились иначе. Корабль не доплыл, и сейчас «Первая капля» надежно спрятана от человеческой алчности. «Бриллиант» лежит на дне моря, и только пучеглазые рыбы и неведомые нам морские чудовища, проплывая мимо, бросают на камень равнодушный тусклый взгляд…

Как выразился старший брат Казицкого? По легенде, Слезы богини приносят несчастье своим обладателям?

Что ж, легенда оказалась права.

Яна Казицкого убили мародеры. Убили в собственном доме, который он пытался отстоять с оружием в руках. Храбрый семидесятилетний старик против стаи голодных молодых волков. Обреченный старик.

Возможно, он был обречен уже с того момента, когда шепнул на ухо посланцу итальянского посредника одно короткое слово: «Согласен!»

И завертелось.

Проданные имения, собранные наличные… Интересно, во сколько оценил сиятельный римский князь Гвидобони-Висконти «Вторую каплю»? И какую комиссию получил желчный итальянский адресат Яна Казицкого? Этого мы уже никогда не узнаем.

Бесспорно одно: драгоценность покинула Рим и перекочевала в Россию.

И начала проявлять свою разрушительную силу.

Не знаю, как закончилась жизнь сына Яна Казицкого. Зато знаю, как закончилась жизнь его правнука. Сама видела.

Я откинулась на спинку дивана.

Может, не стоит вытаскивать на свет божий эту мину, замедленного действия?

Лежит себе где-то, и пускай лежит! Хотя почему где-то?

Он лежит в доме принца Дании. Узнаешь, кого Казицкий называл таким титулом, узнаешь, где «Вторая капля».

Все так заманчиво просто.

Я поднялась с дивана и несколько раз прошлась по комнате.

«Остановись, пока не поздно!» — шепнул мне трезвый холодный голос благоразумия.

Но меня уже увлекло приключение и потащило за собой на аркане, как тащат на бойню неразумного глупого теленка.

Остановиться, конечно, было бы правильно, но я уже не могу остановиться. Я слишком далеко зашла на запретную территорию, чтобы просто взять и повернуть назад.

Как бы мне узнать побольше об этом камне?

Позвонить Юле? Она работает в Гохране, занимается шлифовкой алмазов, в принципе, человек компетентный…

Нет, с Юлей разговаривать никак нельзя. Она может испугаться за меня и передать наш разговор Олегу Витальевичу. Из лучших побуждений передать, чтобы я не вляпалась в очередные неприятности. И тогда мне придется объясняться со следователем. А это удовольствие гораздо ниже среднего.

И потом, мне просто не хотелось давать Олегу Витальевичу ниточку, ведущую ко «Второй капле». Его дело убийцу искать, а не драгоценность!

Итак, где взять ювелира?

Я в задумчивости похлопала себя по карману, словно ювелир лежал там, завернутый в носовой платок. Чтобы не запылился.

К сожалению, в моем кармане ни один ювелир не завалялся. А у кого может заваляться?

Он может заваляться в кармане тети Жени. Вернее, в ее безразмерной записной книжке.

Имею ли я право снова попросить ее об услуге?

Я с сомнением хмыкнула. Вообще-то, в прошлый раз крестная довольно прозрачно намекнула, что вскоре мне придется обходиться без ее помощи. Ее можно понять: за Лешку обиделась.

Итак, звонить или не звонить, вот в чем вопрос…

Я открыла дверь комнаты и выглянула в коридор. Телефон имел обманчиво невинный вид, приглашая меня взять в руки трубку.

— Ира!

Я вздрогнула и повернула голову. В дверях гостиной стоял папочка в халате.

— Я не могу уснуть!

Я поднесла руку к голове и помассировала висок. У меня есть обязанности, и мне нельзя о них забывать.

— Да, конечно, — ответила я терпеливо. — Ты не выпил лекарство.

— Я болею? — удивился папочка.

— Нет. Это для профилактики.

— А-а-а…

Я привычно достала из холодильника упаковку папиных таблеток, выдавила две из них на ладонь, налила в стакан дистиллированной воды. А потом вдруг села за кухонный стол, уложила голову на скрещенные руки и заплакала. Сама не знаю почему.

— Ира!

Папочка дотронулся до моего плеча.

Я подняла голову и увидела его испуганный взгляд.

— Почему ты плачешь?

— Не обращай внимания, — сказала я, вытирая глаза. — Просто устала. И все.

— Все в порядке? — потребовал от меня гарантий папочка.

— Все в порядке, — покорно ответила я.

И отец успокоился.

— Выпей, — сказала я и сунула ему в руку таблетки.

Папочка послушно проглотил лекарство, запил его водой и вопросительно посмотрел на меня.

— Иди спать, — сказала я ласково. — Теперь заснешь.