– Не могу. Сатана выдал запретительный ордер против меня. А теперь открой чертову дверь.

– Ненавижу тебя, – простонала я, прижавшись лбом к двери и закрыв глаза.

– Нет, не ненавидишь.

– Но должна.

– Твоя правда, Шерлок. Открывай.

Я неохотно послушалась и отошла в сторону. Не было никакого смысла пытаться преградить ему путь с моим весом в пятьдесят пять килограммов.

Мы неотрывно смотрели друг на друга. Дверной порог простерся между нами, словно океан, который ни один из нас не хотел преодолевать. Мое сердце бешено стучало в груди.

Он сделал это снова. Пришел повидаться со мной. Отыскал меня.

– Ты убиваешь людей, – тихо произнес он.

Я ахнула и отшатнулась назад. Сэм шагнул вперед и прошел в клинику, не утруждаясь закрыть за собой дверь.

– Я наконец-то все понял. Хотя все это время ответ был прямо у меня под носом. Ты убиваешь людей. Вот чем ты занимаешься. Убийство из милосердия. Эвтаназия.

Я уперлась спиной в противоположную стену и зажмурилась, словно ребенок. Может, если притворюсь, что его здесь нет, он исчезнет. Но, увы. Его голос окутал меня, сгущая воздух, распаляя его так, что становилось трудно дышать.

– Вот почему ты ограничиваешься небольшим количеством пациентов. Вот почему все происходит подпольно. Вот почему ты хранишь здесь все свои лекарства. Вот почему занимаешься пациентами у них на дому. Теперь все понятно. Ты не лечишь людей, ты их убиваешь. Остается только один вопрос – зачем? Зачем ты, милая, заботливая Эшлинг Фитцпатрик, это делаешь? Твои братья всегда говорили, что ты хотела стать акушером-гинекологом или педиатром. Заниматься чем-то, связанным с детьми, как говорили они. Быть полной противоположностью тому, кем ты оказалась.

Глаза распахнулись, будто по собственной воле, и я встретилась с ним взглядом. В памяти возникли образы моей матери с сегодняшнего утра, когда она распростерлась на ковре в моей спальне и беспомощно рыдала. Я не хотела быть такой, как она. Безвольной, слабой, вечно скрывающей себя настоящую от окружающего мира. Я выпрямила спину и сделала глубокий вдох.

Но от старых привычек тяжело избавиться…

– Ты ничего не докажешь.

– Мне это и не нужно. Ты сама расскажешь мне правду.

– Пока сам ты хранишь от меня так много секретов? – выпалила я, задыхаясь от обиды. – Хорошая попытка. Зачем ты сюда пришел, Сэм?

Он напряг челюсти, но ничего не сказал.

– Мне трудно поверить, что тебе так важно, чем я занимаюсь. Тебе все равно, лечу я людей или убиваю. Ты ничего мне не должен, и твоя задача заключается не в том, чтобы за мной присматривать. Собственно, она как раз в обратном – держаться от меня подальше. Так почему ты никак не отвяжешься?

Его ноздри раздулись от злости. Он обхватил мою щеку грубой ладонью и наклонил голову так, что наши губы оказались на одном уровне.

– Я, черт возьми, сам не знаю, Эшлинг. Не представляю, что заставляет меня возвращаться к тебе, но, похоже, ничего не могу с этим поделать, а ты не возражаешь, так что давай покончим с этим и трахнемся уже, наконец.

А дальше все произошло, словно бросок змеи – внезапно, стремительно, неистово.

Я грубо поцеловала его, в этот раз взяв желаемое, вместо того чтобы просто ждать. Наш поцелуй вызывал у меня ощущение, будто мы выплескиваем друг на друга свой гнев. Сэм прикусил мою нижнюю губу и потянул меня к себе, пока между нами не осталось никакого пространства. Подхватил и понес в смотровую, пинком открыл дверь и распластал меня на столе, не прекращая целовать, пока я скидывала рабочие кроссовки и расстегивала его рубашку.

В наших действиях не было ни романтики, ни расчета. Нам обоим было просто необходимо как можно скорее установить физический контакт. Я пыталась убедить себя, что в этом нет ничего страшного. Все равно на этом столе никого не осматривали. Он стоял здесь скорее для вида. На случай, если это место будет обнаружено и нам с доктором Дойлом придется дать полиции какое-то правдоподобное объяснение. Лечить в подпольной клинике людей без страховки – отнюдь не так страшно, как то, что мы с ним пытались скрыть.

Сэм прошелся языком от моих губ по подбородку и ниже к шее, а потом провел им между грудей. Обхватил одну из них губами прямо через ткань рубашки и со стоном спустил с меня штаны, не переставая кружить языком по возбужденному соску.

– Черт подери, – прошептал он и жадно втянул мою грудь в рот.

Я задрожала. Почему-то оттого, что нас разделяла ткань моей рабочей рубашки и спортивного лифчика, все происходящее становилось еще более грязным и эротичным. Я запустила пальцы в его волосы, а его внушительное крепкое тело прижалось к моему, когда он перешел ко второй груди и уделил ей такое же внимание.

Когда он снял с меня штаны и нижнее белье и я оказалась на смотровом столе обнаженная ниже пояса, Сэм грубо уложил меня на спину, разведя мои бедра свободной рукой и как можно шире раздвинув мне ноги.

– Я искренне надеюсь, что ты не попросишь меня остановиться.

Я помотала головой.

– Нет. Не останавливайся.

– Знаешь, в детстве я никогда не играл в детские игры. С детского питания я сразу перешел к оружию, минуя игрушечные машинки и головоломки. – Его губы распухли от наших грубых поцелуев. Он ухмыльнулся мне, впился пальцами в мои бедра и прижал меня к холодному металлическому столу.

– Хочешь сыграть в доктора и пациента? – Я быстро уловила ход его мысли.

Спорить я бы на это не стала, но готова была поклясться, что его щеки слегка покраснели.

– Идет. Откройся мне, Никс. – Он скользнул пальцами по внутренней стороне моих бедер прямо к центру. Я перехватила его запястье и с дразнящей улыбкой покачала головой.

– Сначала наденьте перчатки, доктор. Первый шкафчик слева от тебя.

Он остановился, а потом на его лице растянулась жуткая улыбка. Жуткая – потому что это была первая искренняя, счастливая, полная надежды улыбка, которую я увидела на лице Сэма за все десять лет, что я его знаю, – и до чего же это ужасно?

Сэм достал пару одноразовых перчаток и натянул их на свои большие ладони. Я удовлетворенно кивнула.

– Я новичок в этом деле, – сказал он, притворно оправдываясь, – так что прошу заранее меня извинить, пока я беру мазок из шейки, мисс Фитцпатрик.

– Пожалуйста, зовите меня Никс.

– Простите, я не ублажаю фанаток этого клуба[37], – невозмутимо ответил он.

Я прикусила губу, чтобы сдержать дикий хохот. Я знала не так много мужчин, которым было