Трапеза была закончена, Нил убрал со стола остатки пищи, достал свои большие глиняные кружки и налил в них дымящийся золотистый напиток. На стол поставил глиняную мису с густым светлым мёдом, от которого по комнате пошёл ароматный цветочный дух.

— Угощайся, — предложил Нил, — это настой шиповника, силы прибавляет, а это мёд пчелиный, сами мы в лесу собирали.

И первым отхлебнул из кружки. Иосиф тоже пригубил ароматную жидкость, ощутил её приятный и без мёда сладковатый вкус.

— Нравится? — спросил хозяин.

Увидев одобрительную реакцию Иосифа, его благодарную улыбку, похвалился:

— Для того, кто не ленится, лес много пользы принести может: и пропитание, и даже баловство. Пей на здоровье!

Вкусив с удовольствием несколько глотков, Нил вновь поставил кружку на стол и продолжил наставления, глядя куда-то в пространство, а скорее всего, в себя:

— Это удел сильных — сдерживать ум и отгонять помыслы. Но и тут Господь помощник тебе. Если видишь, что не в силах отогнать лукавых духов, смущающих ум твой, не ужасайся, не дивись, не внимай им, но, сдержав дыхание, насколько это возможно, и ум и сердце затворив, вместо оружия призывай Господа Иисуса часто и прилежно, и отбегут бесы, как огнём палимы невидимо божественным именем... Если же и это не поможет, если не в состоянии ты сердце унять, повторяй молитву беспрестанно, сильнее, увереннее, терпеливее, призывай Бога на помощь и понуждай себя, насколько это возможно, насколько сил хватит, молитвы не прекращая...

Нил глянул на Иосифа и, вновь убедившись, что тот слушает с величайшим вниманием и интересом, что это для него важно, продолжил:

— А теперь о самой молитве. О том, как её творить, писали Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит и другие. Помнишь?

Иосиф хоть и читал кое-что, но хотел ещё и ещё слышать спокойный, умиротворяющий голос Нила, который действовал на него, как целебный бальзам, снимал тягость с сердца, оттого он призвал глазами старца продолжить.

— К молитве приступай со страхом и трепетом, явись перед Господом как пред судией, который в сей час судьбу твою решит. Говори её прилежно — хоть стоя, хоть сидя или лёжа, сдерживая дыхание и, как я уже говорил, умом на сердце сосредоточась, стремясь, чтобы каждое слово твоё, как импульс, как волна, к Господу устремлялось, все преграды преодолевая. Знай, что сердечная молитва всякому благу источник, она, как влага сады, душу наполняет, — говорит Григорий Синаит. И если кто обретёт благодать и способность беспрестанно и с любовью молиться, бывает утешаем от той благодати. Душа его удостоится непостижимого единения с неизведанным и просветится лучом высокого света в своих движениях, и сподобится он почувствовать будущего блаженства, и себя забудет и всё остальное вокруг. И повествуют отцы, как возносится в такие моменты ум над всеми желаниями, становится мыслью бесплотной, и нисходит на тебя радость несказанная, закипает в сердце вечная сладость некая, извлекая из бренного бытия, и теряешь отсчёт времени, и охватывает всё тело ликование и радость такая, что человек плотский не в состоянии изречь, и становится для него всё земное, как прах и пепел. Когда нисходит на кого-то сия пища духовная, ощущает он себя будто бы в Царствии Небесном. И не случайно говорят: обретший радость в Боге не только страстями пренебрежёт, но и жизнею своею. Любовь Божия слаще жизни, слаще мёда и сота, от неё же любовь рождается...

Лицо Нила порозовело и засветилось, глаза засияли молодым голубоватым блеском, взгляд стал ещё более рассеянным, устремлённым куда-то в неизведанное, в собственные воспоминания и ощущения, и Иосиф понял, что говорит он уже вовсе не от имени каких-то святых отцов, на коих он только что ссылался, а передаёт собственные ощущения, пережитые и переживаемые им в этом дальнем, безлюдном, заброшенном людьми, но не Богом уголке земли Русской.

— Вижу свет, какого в мире нет, посреди келии на одре своём сидя, — продолжал Нил, сам сияя весь этим неизреченным светом, — внутри себя вижу Творца миру, и беседую с ним, и люблю, и насыщаюсь вполне сим единым Боговидением, и, соединившись с ним, в небеса восхожу...

Нил замолк, сам очарованный своим воспоминанием, и лицо его продолжало светиться, в этот момент он напомнил чем-то Иосифу учителя Пафнутия Боровского в минуты его одухотворённости и молитвенной сосредоточенности — тот же просветлевший, утончённый, возвышенный лик.

Но вот Нил вернулся на землю, глаза его вновь обрели твёрдость, он внимательно глянул на собеседника — в лице гостя стояло лишь бесконечное почтение и внимание. Уже более сдержанным, но по-прежнему ласково-наставительным тоном Нил закончил:

— И будучи в том состоянии, не только не захочешь из келии изойти, но и в ров, в землю закопанный, жаждешь в нём оставаться. Такова мощь умной молитвы и награда Божия усердному. В миру люди живут в суете, и чувства их поработимы прелестями греховными. Нам же подобает умом и чувством работать Богу живому. Да только заговорился я, надо трапезу завершить да поблагодарить Бога.

Нил убрал кружки и обратился к иконам. Иосиф склонился следом за ним, а помолившись, оставил отшельника одного: ныне он и так был одарён его вниманием сверх меры.

Каждая встреча с великим пустынником, — а Иосиф быстро понял, что общается не с обычным человеком, а именно с подвижником, — заставляла думать, анализировать, искать в книгах подтверждение или опровержение той или иной его мысли и даже экспериментировать. Объяснял ему Нил также и почему выбрал для себя не уединение, а именно скитнический образ жизни, и почему далеко не каждый чернец может жить отшельником:

— Только сильный и совершенный монах может наедине бороться с бесами и глаголом Божиим, как мечом, их истерзать, — ещё Григорий Синаит о том толковал. Немощный же и новоначальный должен от такой брани воздержаться, учась благоговению и твёрдости, ибо может душу свою погубить. Не приобретший сначала смирения может в молчальничестве приобрести лишь высокоумие. Лучше средний путь — он не приведёт к падению. Средний путь — это не уединение, а с одним-двумя братьями житие, как советовал Иоанн Лествичник для тех, кто хочет работать для Христа. Ибо единому трудно, он может впасть в уныние или сон, в лень, отчаяние. Ведь Сам Господь говорил: где двое или трое с моим именем собраны, там и я есть посреди них. «Брат братом помогаем, яко град твёрд», — цитировал он притчи Соломоновы.

— А что же общежительное монастырское житие? Оно разве не годится для спасения?