Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жалкие рационалисты, вроде меня, могут свести весь этот таинственный процесс к биохимической реакции, протекающей в мозге. Но именно как рационалист, я понимаю, что идеализировать можно далеко не каждую женщину! Значит, есть в Полине что-то, отличающее её от многих девушек, страстно желавших разделить со мной мои миллионы. Все эти обладательницы выдающихся женских прелестей, включая стервозную красавицу Вику, возбуждали во мне только страсть, но не любовь. А вот самая обычная на вид Полина вызвала чувство столь сильное, что оно заставляет меня переживать её отказ как трагедию. Потому, что Полина только на первый взгляд кажется обычной. А на самом деле она не такая, как остальные два миллиарда женщин, она особенная!
К несчастью, у самой Полины встречных светлых чувств я не вызываю. Да и чему тут удивляться? Надо только честно ответить себе на вопрос: каким она меня видит? Лощёным москвичом, хозяином завода и, фактически, всего Безымянного. В этом своём качестве я у островитян никаких других эмоций, кроме явного или скрытого опасения, вызвать не могу. И что я могу ей предложить? Стать женой миллионера средней руки? Убеждён, она не купится на мои миллионы. Если бы думал иначе, сейчас не думал бы о ней вообще.
Однако Полина не знает, что я могу предложить ей гораздо больше, чем материальное благополучие – себя, свою любовь, уважение и верность. Моя проблема в том, что я не успел сделать ничего, или почти ничего, чтобы завоевать её внимание и вызвать к себе интерес. Много повидавший на своём веку Аскольд Иванович утверждал, что любовь – это общение. Любящие люди общаются и когда молчат, и когда они порознь занимаются своми делами, и когда они вообще далеко друг от друга. Но я не смог занять в сознании Полины такое место, чтобы она стала думать обо мне, мысленно общаться. Она ведь действительно ничего обо мне не знает, ни биографии, ни убеждений, ни увлечений. Мне так и не удалось сказать ничего умного в её присутствии – хотя, помнится, ведь ставил перед собой такую задачу!
Во всяком случае, Полина поступила честно – она не оставила мне надежды. Потому что надежда – это самая коварная вещь на свете. Она делает человека слабым. Пока вдали не светит обманный маячок надежды, человек силён, независим, уверен в себе. Он привычно переносит удары судьбы, поражения и неудачи не лишают его способности к сопротивлению. Если судьба надумает дать ему урок, он заставит её пожалеть, что она связалась с ним!
Но вот появляется проблеск надежды на то, что он может изменить свою жизнь к лучшему. Не важно, надежды обоснованной или не очень, реальной или призрачной. И этот до тех пор уверенный в своих силах человек вмиг перестаёт быть единственным хозяином своей судьбы, он становится зависимым, а потому слабым. Зависимым от обстоятельств, которые могут сложиться не в его пользу и не позволить ему достичь желаемой цели. Зависимым от других людей, ведь теперь они своими действиями или решениями могут лишить его объекта вожделений. И человек начинает бояться любых неожиданностей и заискивать перед людьми, которых он, возможно, презирает. Он становится мнительным и подверженным страхам и фобиям.
Пока ни на что не надеешься, любое поражение не лишает тебя крепости духа, ведь в случае неудачи ничего не меняется – просто остаёшься «при своих». Казалось бы, что может изменить вдруг замаячивший впереди заманчивый мираж надежды? Однако теперь неудача в достижении цели воспринимается как потеря чего-то очень ценного и важного, что у тебя было (на самом деле не было!), а теперь его не стало. Кажется, что с крахом надежды ты теряешь очень много, хотя на самом деле не теряешь ничего, кроме несбывшихся ожиданий.
Эта призрачная потеря, потеря надежды, ничтожная сама по себе, может парализовать волю, вызвать апатию и вогнать в депрессию. Она обезоруживает и деморализует эффективнее целой своры врагов. Не сами поражения и неудачи делают нас слабыми и неспособными противостоять ударам судьбы, а несбывшиеся надежды. Так что это хорошо, что Полина не оставила мне надежды. Её слова прозвучали как вердикт врачей: «Это неизлечимо». После этих слов следует успокоиться, так как для волнений уже нет оснований.
…Вот так я уговаривал себя, понуро бредя по улице посёлка. Однако уговоры не помогали – перед глазами стояла Полина в тот момент, когда она улыбнулась мне на прощание ласковой и чуть виноватой улыбкой.
Глава 13
Сквозь сон я услышал стук в окно и звонкий голос, прокричавший что-то с улицы. За стеной, где спала Клавдия с детьми, зашевелились. Я оделся и вышел из комнаты. Оказалось, пришло давно обещанное судно с грузом для завода и посёлка, и Найдёнов с Акимычем созывали народ на разгрузку.
Клавдия выглядела бодрой, как будто её не подняли среди ночи. Увидев мою заспанную физиономию с набрякшими веками, она пожалела меня:
– Чего Вы поднялись? Спите пока. Вам скажут, когда мы закончим.
– Да я хотел бы помочь, – не слишком твёрдым голосом промямлил я, ещё не уверенный в этом своём желании.
– Ну что Вы, – искренне удивилась Клавдия, – мы без Вас справимся. Мы привычные к такой работе, а Вы…
Она осеклась, вовремя сообразив, что упоминание о трудовых мозолях, полученных в столичных офисах, может меня обидеть.
Я вернулся в свою комнату, сел на кровать и задумался: «Неужели вот так и уеду с Острова? Ни с кем толком не попрощавшись, не оставив о себе доброй памяти? Не увидев напоследок Полину?!». На душе стало до того тоскливо, что я вскочил с кровати, подошёл к окну и стал всматриваться в ночную тьму, стараясь