Сейчас же Матвей смотрел на тетечку, что за неделю замочила двоих. И тоже не в аффекте, а по умыслу.

– За что же вы их, Анна Ивановна? – обратился к ней Абрамов.

– Кого именно?

– Злату и Николая.

– За дело.

– А поподробнее?

Он приехал в ДК без ордера, хотел сначала просто побеседовать с Кулеж. Она привела его в свой кабинет, снова предложила коньяку, но Матвей отказался – ему нужен был трезвый взгляд на вещи. Помада «Шанель» стояла на столе.

– Можно? – спросил он.

– Губы покрасить? – усмехнулась Кулеж.

– Просто посмотреть. Тон понравился.

– Когда успел его оценить?

– Вы при мне ее доставали в вечер убийства. Не помните? – Она качнула головой. – А я отметил, что такая пошла бы моей девушке. Это ведь «Пурпурная роза»?

– Она самая.

В этот момент в директорский кабинет ввалился старший опер Котов, да не один, а с Юркой Артюховым.

– Анна Ивановна, – обратился он к Кулеж, – мы приехали, чтобы взять слюну на анализ у вас и еще некоторых фигурантов, проходящих по делу об убийстве.

– Это еще зачем?

– Чтобы провести ДНК-тест.

– А если я откажусь?

– Ваше право. Но мы все равно возьмем у вас анализ, только через несколько часов, когда получим ордер.

Кулеж враждебно на него глянула и сказала:

– Уйди!

– Извините, конечно, но я представитель власти, а вы – подозреваемая.

– Уйди, говорю! Рожа мне твоя не нравится. Я буду говорить с ним, – и качнула головой в сторону Матвея. – Он тоже представитель.

Бернард, естественно, не желал плясать под дудку Кулеж, как и уступать Абрамову, но унял гордыню – вышел. Артюхов следом и двери за собой затворил.

– Я правда подозреваемая? – спросила Анна Ивановна.

– Да.

– Это из-за дурацкой помады?

– В том числе. Не нужно было целовать жертву. На шее остались следы слюны. – Он не был в этом уверен, сочинял на ходу. Импровизировал, как и Котов, скорее всего. – Глупо было следовать сценарию фильма. В жизни все не так, как на экране… – Она молча кивнула. – Анна Ивановна, я хочу вам напомнить о том, что признание вины смягчает меру наказания.

Кулеж резко встала, и Матвей напрягся.

– Не ссы, – успокоила его директриса. – Я таблетку хочу выпить, башка раскалывается. В последнее время постоянно болит, то слабо, то сильно. К врачу надо бы сходить, но я их боюсь, а больше – диагноза. Вдруг что-то серьезное?

Она достала из сумки пачку сильных обезболивающих и закинула в рот сразу две таблетки. Запила их остывшим чаем, что стоял с утра, если не со вчерашнего дня.

– У меня такое хорошее предчувствие было, – сказала Анна Ивановна, снова усевшись на стул. – И так мне фартило… Но прокололась на мелочи.

– Вы сейчас делаете признание? Если да, то его надо запротоколировать.

– Я просто с тобой беседую, остальное – потом. Сейчас просто хочу выговориться.

Но вместо того, чтобы начать рассказ, она закрыла глаза и погрузилась в странное состояние, похожее на летаргию.

– С вами все в порядке? – поинтересовался Матвей.

– Нет. Голова все еще болит. Жду, когда пройдет. Не торопи…

И он не стал.

Когда минут через пять Анна Ивановна открыла глаза, в них не было муки, одна усталость, и Абрамов задал ей первый вопрос:

– За что же вы их так?

– Кого именно?

– Злату и Николая.

– За дело.

– А поподробнее?

– О Кольке я тебе уже рассказывала. Что еще надо?

– Ладно, принимается. А чем вам Ортман насолила?

– Эта сука увела у меня мужика. Семочку, пчеловода моего.

– А вы у Варвары – Коленьку. Но она вас не прирезала.

– Потому что у нее кишка тонка, а у меня нет.

– Насколько я знаю, Злата Эрнестовна только баловалась с вашим пчеловодом. Она не собиралась жить с ним и даже заводить постоянные отношения.

– Это еще хуже. Он для меня был всем, а для нее – только секс-игрушкой.

– Но вы же все равно с ним расстались. Прогнали, не простили. Так зачем убивать Ортман? Что-то у меня не складывается.

– Потому что ты главного не знаешь… – Директриса сняла парик и вытерла им вспотевший лоб. – Убила я его.

– Пчеловода? – Матвей даже не пытался скрыть свое удивление.

– Ага, – беспечно подтвердила Кулеж. – Мне теперь все равно, засадят на столько, что я в тюрьме и умру, так что буду колоться по полной. Сема стал первой моей жертвой. На нем я прием с отверткой опробовала. Было у меня их несколько штук. Покупала для ДК оптом, но и себе оставила. Свезла на дачу, еще не зная о том, для чего пригодятся. Думала, только в хозяйстве.

– Получилось не только.

– Точно, – весело поддакнула Анна Ивановна. – Но самое смешное – он ее и затачивал. У меня станочек есть на даче, и я попросила его наконечник заострить, чтоб отверткой дырки пробивать, как шилом. Семен быстро управился. Там-то я его и убила.

– А труп куда дели?

– Зарыла на участке. Поверх посадила куст декоративного шиповника – прижился идеально. А машину его в реку загнала, есть в ней омут.

– Когда это было?

– В июле.

– И что, никто вашего пчеловода не хватился?

– Так я всем сказала, что он уехал, а его бывшей жене и дочке дела до него не было, обобрали и ладно. Никому он, кроме меня, был не нужен, в том числе Злате.

– Она очень лестно о нем отзывалась, зря вы…

– Обзываю колхозником? Знаю я, была у нее – просила отстать от Семы. Но она и не подумала. И ладно бы приняла как мужа своего, так нет же. А он все к ней рвался. Сидит на МОЕМ диване, жрет МНОЮ приготовленный борщ, в трениках, что куплены на МОИ деньги, а думает о другой. Я уже проходила это…

– Да-да. С Николаем и его, как вы говорили, селянкой. Но ее вы не убили.

– Она полюбила его, и я простила.

– А Николаю все же нет?

– Все же нет, – эхом повторила она.

– Оксана Панина вам помогала?

– Кто?

– Дочь ваша. От Николая. Она в «Кристалле» работала диджеем.

– Вам и об этом известно?

– Анна Ивановна, все тайное рано или поздно становится явным, так что давайте говорить откровенно. Вы ведь собирались облегчить душу, не так ли?

– Нет у меня души. Но я старая, люблю поболтать. А с кем, если не с тобой? Всем остальным вру – той же Оксанке. Она такая дура: поверила, что Злата ее мать. Мне сначала просто хотелось, чтобы ее вместе со мной еще кто-то ненавидел, но потом ситуация вышла из-под контроля. Я столько лжи нагородила, это просто ужас!