– Давайте с главного?

– Я знаю, кто мог желать смерти Николаю. Если бы его не убили, я сохранила бы эту тайну, потому что она позорна. Но раз мой муж умер не своей смертью, то я не могу молчать…

– Слушаю вас.

– От Коли одна женщина родила ребенка, когда он уже был со мной. Она привезла ему малыша и сказала: «Забирай! Ведь ты так его хотел…» Но на тот момент я была беременной, а у нас еще моя дочь от первого мужа. Троих мы бы не потянули. Притом его дочка была больной. Коля отказался ее принимать, я тоже. Тогда та женщина вернулась и оставила ее у нас на крыльце.

– И что вы сделали?

– Велела мужу решить вопрос. Мне бы своих воспитать, куда еще и чужой? И он уехал с девочкой в город. Брошенная им женщина жила тут. Вернулся через три дня, сказал: та одумалась и приняла дочку. Больше мы о ней не вспоминали. Я – намеренно, не хотела этого, а Коля умел избавляться от дурных и просто тяжелых мыслей.

– С него как с гуся вода? – припомнил Матвей слова Анны Гребешковой.

– Именно так.

– Как звали девочку?

– Мать ей даже имени не дала, она была совершенно не в себе. Послеродовая депрессия, скорее всего. Даже меня она не миновала, пусть и в легкой форме – когда я Анечку родила, а у меня еще старшая, и муж не помощник… Плюс мысли о той девочке, которую у нас на крыльце оставили, покоя не давали. Но я гнала их и смогла отделаться раз и навсегда. На самом деле перестала вспоминать через какое-то время. – Она все же взяла стакан и сделала глоток воды. – Но, как я теперь понимаю, этим сделала себе только хуже. Моя агорафобия не на пустом месте возникла. Я так глубоко запрятала проблему, что она напоминала о себе весьма странным способом. Не открытых пространств я боялась и не толп людей. Меня пугало то, что я могу встретить дочку Коли или ее мать.

– Вы же о них забыли, – напомнил Абрамов.

– Подсознание играет с нами разные игры, со мной вот в такую.

– Не очень вас понимаю.

– Я тоже долго не могла в себе разобраться. Откуда этот страх во мне пробудился? Но несколько лет назад, когда я начала изучать вопрос не только агорафобии, но и других отклонений, сообразила, что к чему. Сначала я перестала ездить в город с учениками – их отправляли на экскурсии постоянно, – потому что тут жили они и я могла столкнуться с ними. Но в безопасности я себя чувствовала недолго. Вскоре тревога вернулась, и мне уже в район стало страшно выезжать. Почему – я не могла понять, как и вы меня сейчас. Но с другой стороны, множество людей страдает от клаустрофобии и арахнофобии, и это воспринимается нормально. Я тоже смирилась со своим отклонением, жила себе в поселке, работала. Но с каждым годом зона моего комфорта сужалась, пока не стала размером в десять соток. Я даже до школы дойти не могла. Преодолевала метров двести, триста, понимала, что больше не могу, вот-вот потеряю сознание, разворачивалась и бежала домой, где безопасно.

– Но девочку подкинули на ваш порог.

– С тех пор все изменилось: я возвела высокий забор, поставила прочную калитку и завела злого пса. Не зря говорят: дома и стены помогают. А мне не только они, но и привычное родное окружение. Однако сначала уехала старшая дочь в районный центр, потом младшая. Поэтому я стала преподавать на дому. Ученики стали моей опорой, именно они, а не муж. Тот только требовал заботы и внимания. Я все давала ему, и на интрижку с Надеждой, что владеет торговым центром, глаза закрывала. В ответ ничего не просила – мне одного хотелось: чтобы Коля оставался рядом. Но и он от меня сбежал и, в отличие от дочерей, не навещал. Тогда-то я и стала пробовать выходить из дома, пользуясь советами психологов и терапевтов. Но, как я уже сказала, они не помогали – я теряла сознание.

– До сегодняшнего дня.

– Да. И это поразительно. Пожалуй, по моему случаю можно диссертацию защитить.

«Жаль, что я не психотерапевт, а следователь», – подумал Абрамов. Он не прерывал Дарью Петровну, но сейчас понял, что пора:

– Брошенную вашим гражданским супругом женщину не Златой звали?

– Нет.

– А как?

Дарья Петровна назвала имя, и Абрамов обалдел.

Марина снова набрала номер Макумбы и услышала французскую речь. С ней весь день разговаривал автоответчик. Очевидно, сообщал о том, что абонент вне зоны действия сети.

Неужто обманул?

А она на его счет… обманулась?

Франкоафриканец познакомился с женщиной в сети, приехал.

Не свататься…

А трахаться!

Слово привычное, но ужасно неприятное. Марина готовила себя к тому, что Мака окажется не таким идеальным, каким показался. Она не разбиралась в мужчинах. Совсем! Доверяла мужу, а от Джуми ждала подвоха. Но они оба ее удивили. Макумбой же она прониклась. Ей казалось, она его чувствует, и хотела думать, что он искренен. Даже если закрадывались сомнения, говорила себе: пусть обманул и, как все мужчины с сайтов знакомств, после бурной ночи бросит «давай, до свидания!» – пусть и про себя – а ей что-нибудь наврет. Но Мака не брал трубку. А это… Это фу! Ее игнорировали? Использовали по назначению и выбросили в мусор? Но к чему тогда были все эти церемонии? Трахнул бы сразу после свидания в ресторане, и дело с концом. Марина позволила бы. Но Макумба так правильно все организовал, что теперь, когда он перестал ей отвечать, закрадывалась мысль – все это было не для нее, а для него. Себя любимого он баловал, приезжая в Россию к незнакомой женщине, устраивая романтические вечера и душевные дневные прогулки. Заскучал в своей Франции, вот и рванул в страну, где, по его мнению, самые прекрасные женщины. И приключение, и секс. Разве плохо?

– Здравствуйте, – услышала Марина молодой женский голос и встряхнулась. Хватит уже себя изводить! Она же сама сказала Варе: «Если мы больше не увидимся, я ни о чем не буду жалеть». Так что же она себя изводит? – Извините, пожалуйста, а вы Оксану Панину не знаете?

Марина в ответ кивнула. Так распереживалась, пока прокручивала в голове историю с Макой (точнее, все самые отвратительные ее варианты), что чуть не заплакала.

– Она тут живет?

– Нет, – смогла-таки произнести Марина после того, как сглотнула ком в горле.

– Нет? – разочарованно переспросила девушка. – Только прописана, значит?

– Оксана бывает здесь, но нечасто.

– Вы ее соседка?

– Живем через стенку.

За этим коротким разговором они вместе достигли подъезда и вошли в него. Девушка следовала за Мариной, и та спросила:

– Вы ее подруга?

Они были ровесницами (плюс-минус год-два), но выглядели по-разному. Окси вся из себя эпатажная, бритая, в татухах, с пирсингом. Она и одевалась интересно – недорого или разнообразно, а по-особому: пусть одни штаны и из кожзама, но таких ни у кого нет. Девушка, что предстала перед Мариной, была ее противоположностью: с хвостом, ненакрашенная, даже сережек в ушах нет. Одета прилично, но неброско.