В прошлую встречу, на студии, он дважды покупал Пульсу кофе да еще закармливал его эклерами, но так ничего стоящего из него и не вытянул.

Он встал и пошел к стойке.

— И пирожное! — вслед ему громко сказал Пульс.

Оникс взял две чашки кофе и самое дешевое пирожное.

— Не люблю суфле, — капризно пробурчал артист, хватая его с блюдечка и запихивая в рот. — Тает как снег, в одно мгновение. А мне нравится, когда вкус чувствуется долго.

— Если вы намекаете на то, чтоб я купил еще одно пирожное, — недовольно сказал оперативник, — то напрасно стараетесь — ни за что не куплю.

— И не надо, — обиделся Пульс. — Вы не тонкий человек, Николай Владимирович, не творческий.

— Ладно, — согласился Сахаров, — не творческий. Зато вы у нас творческий. Поэтому поведайте мне в лицах, кто из вашей теплой компании изнасиловал девушку восемь лет назад.

Вопреки ожиданию оперативника Пульс нисколько не удивился. Вытирая салфеткой длинные узловатые пальцы, он с усмешкой спросил:

— И кто вам об этом доложил, интересно знать?

— Линник.

— Линника там не было.

— Ему Сандалов сегодня утром рассказал.

— Сандалов не умеет разговаривать.

— Понемногу учится.

— И как, получается?

— Отвечайте на поставленный вопрос, Лев Иванович.

— Не знаю я, кто изнасиловал эту профурсетку. По-моему, Менро. Уж очень он тогда переволновался. А я вам скажу, что девице не следовало так напиваться. Ну что за молодежь пошла? Не наркотики, так водка, не водка, так разврат. Вот хотя б на Тоню Антонову посмотрите... Вы ее знаете, кстати?

Сахаров утвердительно кивнул.

— Еще бы... Ее все знают. Такая нахальная девчонка! Эльф, вступивший в пионеры. Наглая, как немецкий танк. Меня совсем не уважает. А я ведь старше ее лет на тридцать. Тут на днях зазвала меня в кафе, стала выпытывать, о чем я с Мишей говорил, как часто у него бывал... Фу! Какая невоспитанность. Не понимаю, почему Владислава Сергеевна ее не выгонит к чертовой матери?

— Мы не о Тоне Антоновой беседуем, — напомнил Оникс. — Вернитесь к теме.

— Тема — современная молодежь? — уточнил Пульс.

— Нет. Тема — изнасилование.

— Ну, так вот я и говорю. Тоня Антонова изнасиловала меня своими бестактными вопросами.

— Лев Иванович!

— Да ладно... Ну а что я вам могу еще сказать? Я не видел, кто именно покусился на ту девицу (между нами, вовсе не симпатичную). Мне показалось, что это был Менро, но утверждать не могу. Доказательств — ноль. Хотя... Только сейчас об этом подумал... Там же Штокман был. Он эротоман, это всем известно. Он, наверное, и совершил это мерзкое преступление.

— А Мишу, случайно, не он убил? — с сарказмом спросил Сахаров.

— Очень может быть! — По довольному лицу Пульса было видно, как ему понравилась эта версия. — Подозрительный тип, Весьма подозрительный. Администраторы все такие. Почему вы его до сих пор не посадили?

— Какой вы прыткий, Лев Иванович...

— А что? Уже ясно: Мишу убил либо он, либо Тоня Антонова. Я б на вашем месте сунул ее в камеру денька на три...

— Далась вам Тоня Антонова! Может, и девицу восемь лет назад она изнасиловала?

Пульс подумал, потом с сожалением покачал головой:

— Нет, девицу не она... А вот Мишу убить могла...

Оникс подавил тяжкий вздох. Пульс определенно действовал ему на нервы. Интересно, о чем думал убийца? Будь Сахаров на его месте, он скорее кокнул бы Пульса. Тогда и мотив легче было бы обнаружить. А Миша... Идеал, стопроцентный герой нашего времени. Кому понадобилось убивать его?

— Лев Иванович, — мягко сказал Оникс, — бросьте вы мне голову морочить. Лучше вспомните, в котором часу вы ушли от Миши в тот вечер?

— Затрудняюсь...

— А если подумать?

— На часы я не смотрел. Знаю только, что передо мной ушла Невзорова, а после меня — Сандалов. Ему дядька позвонил, велел домой ехать. Он не любит, когда Валентин уходит в гости. Боится за него, что ли... Вы знаете, что дядька Сандалова — мафиози?

— Да что вы говорите? — равнодушно сказал Оникс.

— Финансист, блин... По таким финансистам тюрьма плачет.

— Значит, вы ушли сразу после Невзоровой?

— Почти. Я не собирался, но... Михалев рассказал, что собирается ставить фильм по Кукушкинсу, я спросил его, будет ли там роль для меня, он ответил, что вряд ли. А Денис засмеялся... Такой оскорбительный смех... Я очень рассердился. Встал, сказал, что ухожу. Тут сандаловский дядька позвонил, и я заторопился. Мне не хотелось уходить вместе с Сандаловым. Он меня раздражает. Пухлик, молчун... Не представляю, как он умудрился в театральный поступить?

— Говорят, он тогда совсем другой был.

— Да, верно... Вот что водка с человеком делает!

Пульс лицемерно вздохнул, как будто сам был трезвенником. Потом с намеком посмотрел на пустое блюдечко и перевел взгляд на стойку.

— Нет, — нахмурился Сахаров. — Никаких пирожных.

— Один эклер.

— Нет.

— Тогда еще кофе.

— Нет.

— Какой же вы...

— Не тонкий и не творческий, — сказал Сахаров. — Знаю. Когда вы ушли от Миши, куда направили свои стопы?

— Стопы куда направил? Домой, конечно.

— Вас память никогда не подводит?

Пульс подумал. С этим оперативником надо было держать ухо востро — поначалу он казался таким тихоней, а теперь вон как разошелся.

— Иногда подводит, — произнес он осторожно. — А что?

— Чистосердечное признание облегчит вашу участь.

— Э-э-э... Ну, я случайно встретил одну знакомую...

— Случайно?

— Э-э-э...

Пульс замолчал, беспомощно захлопал светлыми глазками.

— Лев Иванович, не тяните.

— Я не могу. Честь женщины для меня превыше всего.

— А как насчет вашего алиби?

— Чего?

— Чем вы докажете, что не вернулись в Мишину квартиру и не ударили его гантелью по голове?

— Чего?

Пульс был упрям. Он мог мямлить и телиться сколько угодно, лишь бы не сказать правду. Если бы Ониксу не было так жалко пирожного, он бы перенес разговор на другой день, но опять тратить деньги на противного Пульса не желал. Поэтому надо было расколоть его именно сейчас.

— Вам нравится Федор Менро?

— Нет, — удивился Пульс. — С какой стати?

— А Денис Климов?