– Ефросинья дома? – Ада прильнула к ее уху.

Девушка не ответила. Бесшумно прошла к крыльцу, осторожно поднялась по краю. Приложила палец к губам. Указала Аде, где ступать.

– Уфф… – выдохнула, когда они, наконец, оказались в сенях и поманила гадалку за собой.

– Ефросиньи точно нет? – Аделия помедлила у двери.

Млада покачала головой:

– Пошли скорее.

Аделия поторопилась за ней.

В комнату было темно, натоплено жарко, в воздухе витал особый запах давно не проветривавшегося помещения. Лунный свет преломлялся в граненом графине с водой, оставленном на подоконнике, и рассыпался ледяными кругами.

– Где бумаги искать? – Аделия оглянулась.

Млада проскользнула мимо нее, огляделась.

Гадалка тем временем сняла тетради с полки, раскрыла на первой странице: слова молитвы или проповеди, что точнее. Ровный почерк, как у учителя первых классов, если бы не был таким мелким и с острыми, сильно выступающими над строкой элементами в буквах «в», «б», «у», «ф» и «р», из-за которых шрифт напоминал открытую пасть аллигатора. Аделия не была мастером в чтении характера по почерку, но интуитивно угадывала тяжелый, неуступчивый нрав Ефросиньи, ее маниакальную педантичность и желание продвинуться, оказаться в числе лидеров.

Вторая тетрадь – узкая, неформатная, скорее даже блокнот – с какими-то разрозненными записями посередине страниц, номерами телефонов и знаками. На предпоследней из заполненных страниц знакомый телефонный номер – приметные три семерки в середине. Это номер Рафаэля, с которого он набирал ей совсем недавно. Написано другой рукой – не рукой Ефросиньи. Аделия нахмурилась. Достала телефон, сфотографировала страничку. На сработавшую вспышку встрепенулась Млада, присела от испуга:

– Увидят же, чего ты!

Ада поморщилась – в самом деле, так и спалиться не долго. Но надо найти то, что может стать зацепкой для Макса и Громова. Млада осторожно осматривала подоконники, табуреты. Аделия окинула взглядом комнату – меблированную нарочито по-спартански. Стол с широкими плахами вместо ножек, лавки, жесткая кровать. Ни шкафа, ни тумбы. Самое «оборудованное», если так можно выразиться, – молельное место: там и коврик, чтобы коленями на нем стоять, и связки свечей, и ладанки. Икона довольно странная, Аделия почти наверняка догадалась, что – новодел, в котором образ и традиционная символика Богоматери перемешалась с языческими знаками.

Девушка обошла вокруг стола, представила, как Ефросинья сидит за ним – лицом к двери, вот и поверхность стола чуть сильнее затерта. Если на виду ничего не значащие бумажки и тетради, то куда бы она могла спрятать то, что нельзя показывать?

При чем, возможно, спрятать быстро, если кто-то постучится.

Ефросинья была правшой – взгляд скользнул вправо, уперся в беленую печь. Аделия подошла к ней, провела рукой по теплой поверхности до угла. Одернула занавеску. Там, за печью обнаружилось небольшое пространство, в котором уместились грубо сколоченный топчан, заваленный засаленными одеялами. Там же Аделия нашла полочку с личными вещами настоятельницы. В изголовье – сундук с плоской крышкой, на ней – фонарик и небольшая шкатулка. Гадалка аккуратно попробовала приоткрыть – заперто. Заглянула под топчан – ничего, кроме растоптанных тапочек.

– Эй, я нашла кое-что, – позвала Млада из комнаты. Аделия выглянула – девушка держала в одной руке чуть скрученную общую тетрадь в клеенчатой обложкой, в другой – английскую булавку. Пробормотала извиняющимся тоном: – Пришлось вспомнить свои цыганские корни.

Она взглядом показала на широкую ножку стола: в ней темнело узкое, шириной всего в несколько сантиметров, углубление. Как раз такое по формату, что держала в руках Млада.

– Я подумала, что тайник должен быть на расстоянии вытянутой руки, а там ничего, кроме ножки стола нет. Я там кнопочку и нашла, – пояснила девушка. – Надавила и выскочило вот это… Наверно, это то, что мы ищем?

Аделия осмотрела тайник – такой бы точно оперативники Громова не нашли: миниатюрный механизм, мастерски подогнанные детали, действительно, найти такой очень сложно. Потянулась за сотовым. Поймав тревогу во взгляде Млады, успокоила ее:

– Я осторожно.

Включив камеру и прикрывая от окна фотовспышку, сделала короткое видео расположения тайника. Поманила Младу за собой, к топчану за печкой, задернула за ней занавеску и положила тетрадь поверх одеял. Скомандовала:

– Открывай и придерживай страницы, чтобы не закрывались.

– Думаешь, там то, что нам нужно? Что-то компрометирующее?

– Иное бы в такой тайник не прятали бы… Давай. Ефросинья того и гляди вернется.

Один за другим они фотографировали развороты. Аделия молилась только тому, чтобы телефон не разрядился и фото оказались читабельными. От того, что успевали выхватить глаза, замирало сердце и мороз по коже бежал. Колонками даты. Имена. Еще имена, некоторые аббревиатурами. Какие-то значки. Звезды, точки, прочерки…

– Что это может означать? – горячим шепотом спрашивала Млада.

Аделия не ответила – на экран выбросило предупреждение, что заряд батареи всего 15 %. Девушки, не сговариваясь, переглянулись, сделали еще несколько кадров. Сотовый мигнул красным сигналом и отключился, когда они сделали последнее фото. Ада выдохнула с облегчением.

– Успели… Надо убрать, чтобы Ефросинья не заметила. Точно так же, как взяла. Поняла?

Девушка кивнула, проскользнула за занавеску. Ада последовала за ней, убедилась, что все возвращено место – кто его знает, вдруг у Ефросиньи фотографическая память?

Млада вытерла вспотевшие ладони о юбку:

– Пойдем? – в ее глазах серебрился страх и непонимание, ей хотелось скорее оказаться подальше от этого места, и обсудить увиденное с Аделией.

Что-то глухо упало, по половым доскам прошла едва заметная волна. И следом тут же наступила тишина.

– Ты слышала это? – Аделия посмотрела на Младу, опустилась на колени. Постучала костяшками пальцев по полу, медленно перебирая доски и проверяя их на звук. – Вроде бы снизу… Или нет?

Млада опустилась рядом с ней, приложила ухо к полу.

– Плачет кто-то?

За окном прошелестел гравий.

Аделия схватила Младу за руку, потянула за печку.

– Быстро!

Кто бы там ни был, ему никак нельзя было обнаружить девушек в комнате настоятельницы.

Мгновение, пока кто-то неизвестный тихо поднимался на крыльцо, еще одно – пока отворял дом и проходил в комнату. Девушки метнулись за печку, торопливо нырнули под топчан. Млада – ближе к печи, вжавшись в нее, Аделия – с краю, у самого прохода, устроившись на боку и затаив дыхание.

Дверь открылась. Неспешные, усталые шаги по комнате. Звон графина и плеск. Звуки глотания – пришедший выпил воду. Шелест сдвинутых бумаг и скрип передвигаемого стула.