Затаив дыхание, я прослеживаю путь сыпного тифа – этого убийцы, который на протяжении веков преследовал людей во время войн и сражений. Эта зараза стала постоянной спутницей армии. Она в десять раз сократила численность войск и Фридриха Великого в Семилетней войне, и Наполеона. Потери великой армии вследствие обычного и сыпного тифа были неслыханными.

Должно быть, то, что творилось в лазаретах города Вильно в 1813 году, наводило ужас на людей. Большинство раненых и больных осталось лежать без ухода, без присмотра, без пропитания, умирая от голода и болезни. Выжившие занесли сыпной тиф в Германию.

Даже Ларрей заразился сыпным тифом. Ему пришлось остаться в Вильно, где он нашел прибежище в каком-то монастыре. Сестры заботливо ухаживали за ним, так что он поправился.

Тогда ни один человек не знал, что возбудитель сыпного тифа – вирус, который может вызвать очень серьезные общие повреждения сосудов, особенно мелких. Ларрею было известно о процессе гниения, о гангрене конечностей – видимо, отсюда в Средние века и возникло название «гнилая горячка», однако он считает ее проявлением повреждения нервов от мороза. Вскоре нам пришлось убедиться в том, как легко можно спутать обморожение третьей степени с гангреной сыпного тифа.

10 марта. В главном перевязочном пункте деревни Буреги, расположенной на Ильмень-озере, мы проходим по комнатам, осматривая раненых. Тут хирург показывает мне пациента с ярко выраженными признаками закупорки передней большеберцовой артерии с одной стороны. Нога уже иссиня-черная, почти отмирает.

– Доктор, вам известна причина закупорка артерии? Больной ведь не ранен.

– Мы предполагаем обморожение.

– Обморожение? Конечно, при таком морозе весьма вероятно. А сам больной говорил об этом?

– Вообще-то нет.

Случай кажется мне весьма загадочным.

– Давайте все-таки повнимательнее осмотрим его тело, – предлагаю я.

На груди и бедрах можно увидеть небольшие кровоподтеки. Я сразу же заглядываю ему в глаза и обнаруживаю конъюнктивит. Кроме того, у него сильный жар. Нет, это не обморожение, это сыпной тиф, в результате которого произошла закупорка передней большеберцовой артерии. Не напрасно я ездил в Хилово.

– Вшей уничтожили?

– Да, конечно, господин профессор.

– Слава богу, доктор, потому что это не обморожение, а гангрена сыпного тифа.

Коллега просто ошеломлен, до него едва доходит смысл моих слов. Подобно многим, он еще никогда не видел ничего подобного, но очень скоро ему пришлось убедиться в правильности диагноза. Дело в том, что реакция на сыпной тиф оказалась положительной. Ногу пришлось ампутировать.

Уже на следующий день мы обнаруживаем еще два случая такой гангрены. У одного солдата на ноге почернел палец, в другом случае из-за тромбозов сосудов бесформенно вздулись и почернели половые органы, они гниют.

Эти закупорки сосудов просто что-то ужасное, причины не ясны. Мы не знаем, чем они вызваны: то ли изменениями стенок сосудов, то ли нарушением циркуляции крови, то ли и тем и другим.

Эпидемия скосила уже много солдат. Почти никто не защищен. Вакцины хватает лишь для санитаров, которые должны делать дезинфекцию вновь прибывшим раненым.

Профессор Хаген, наш главный гигиенист, тоже заразился. Не сделав прививку, занимался больными и подхватил вшей. Мы опасаемся за его жизнь, в конце концов, Хаген уже не молод.

Отправляемся в Старую Руссу. По северной дороге по-прежнему нельзя проехать из-за прорыва русских. Под Бакочином приходится сворачивать на объездную дорогу и медленно пробираться сквозь высокие сугробы. Мы проезжаем через Климково. Повсюду перед избами выставлены желтые предупредительные таблички с надписью «Осторожно, сыпной тиф! Вход в дом воспрещен!». Но какое это имеет значение для солдата, который до полусмерти замерзает при сорокаградусном морозе и ледяном северном ветре. Он хочет укрыться от холода и убийственного ветра, проникающего во все щели в одежде и выдувающего последнее тепло. Мороз пронизывает до костей. В этой местности, заметаемой снежными вихрями, полевой госпиталь расположен в нескольких небольших бревенчатых избах. Я хочу поговорить с хирургом, но он тяжко болен, находится в бессознательном состоянии и уже не узнает меня, когда я захожу в его комнатушку. У него сыпной тиф и к тому же, как видно по желтой коже, гепатит. Дела у коллеги обстоят крайне плохо.

Значит, нужно поговорить с дивизионным врачом, подполковником медицинской службы доктором Ранком. Я осведомляюсь у начальника, где его найти. Тот удивленно отвечает:

– Как, разве вы не знаете?

– О чем? – спрашиваю я, ничего не подозревая.

– Ранк умер. От сыпного тифа. Он проболел всего пять дней. Никакого иммунитета.

При этом он многозначительно смотрит на меня и после короткой паузы добавляет:

– Морфинист!

– Как вы сказали, морфинист?

Значит, вот в чем секрет этого элегантного человека, чьи резкие перепады настроения бросились мне в глаза еще тогда в Новоржеве.

Взбудораженный всеми этими событиями и историческими экскурсами, я прихожу к мысли организовать в Порхове хирургическое отделение, куда можно будет направлять больных сыпным тифом с осложнениями, требующими хирургического вмешательства.

Мы создаем такое отделение в местном лазарете Порхова под руководством молодого одаренного хирурга из Шварцвальда. Я помогаю, насколько возможно. Приемное отделение стремительно заполняется, становясь средоточием всех несчастий. Сюда поступают больные с гнойными осложнениями, с опухолями шеи и гортани, с абсцессами легких, с гнойными заражениями грудной полости и с такими опасными воспалениями слюнных желез – последствием пересыхания слизистой оболочки ротовой полости. Сюда же привозят больных с гангреной конечностей.

Странно, что в России сыпным тифом переболевают в детстве. Здесь это детская болезнь, точно так же, как у нас корь. Болезнь протекает легко. До серьезных проявлений дело не доходит. Однако если кто-то впервые заболевает сыпным тифом уже взрослым, то течение болезни такое же опасное, как и у нас. Если же кто-то уже переболел тифом, то у него развивается иммунитет. Повторное заражение практически невозможно.

Мы получаем дурное известие.

Конечно, необходимо всеми возможными средствами воспрепятствовать проникновению сыпного тифа на родину. На границе были оборудованы целые пункты по дезинфекции. Каждого, будь то здоровый или больной, раненый или нет, генерал или рядовой, женщина или мужчина, – всех подвергают обработке, чтобы вывести вшей. И именно это приводит к катастрофе.

Дело в том, что вши заводятся в гипсовых повязках. Они просто превосходно чувствуют себя в мягких ватных прослойках, великолепно размножаются и чрезвычайно досаждают пациентам. Против них делается все возможное: под повязки даже впрыскивают эфир и хлороформ. Но ничто не помогает. При наложении повязок мы насыпаем между ватными слоями порошок от паразитов. Смешиваясь с потом, он начинает источать жуткое зловоние и вызывает кожные экземы. Все напрасно, вши никуда не деваются. Так неизбежно возникают огромные проблемы.