На границе в целях дезинфекции с раненых с переломами костей бесцеремонно срывают гипс. С какими усилиями мы вправляли и фиксировали переломы, снимали боль и жар! Теперь места переломов вновь становятся подвижными. В результате кости срастаются неправильно. Лечение переломов затрудняется и замедляется, образуются ложные суставы. Творится что-то невообразимое! И все из-за проклятых тифозных вшей.

Вчера мы были на волосок от смерти, точнее, на восемь метров.

Мы все вместе мило сидели и разговаривали: Форстер, Шмидт, я и славная девушка Майя, старшая дочь той женщины из Александрова, районного врача. Она приехала в Порхов, чтобы посоветоваться с нами. Она хочет стать зубным врачом и работать в стоматологическом отделении. Снаружи тьма уже окутала землю, обратив дома и деревья в неясные тени. Сквозь занавешенные окна в нашу крестьянскую лачугу проникало лишь тихое журчание воды, стремительно несущейся по руслу Шелони. Мы сидели за круглым деревянным столом и пили красное вино, болтали и дразнили Майю и так хохотали, что начинали мерцать свечи. Майя уже на удивление хорошо говорила по-немецки. Внезапно мы притихли. Издали послышалось едва уловимое жужжание. Этот неприятный звук всем нам был хорошо знаком. Под покровом темноты к нам стремительно приближался русский бомбардировщик. Вдруг мотор заглох – машина скользила над Порховом, как раз над нами. Затем в небе раздался рев, шум и свист. Начали падать бомбы. Мы вскочили со стульев, прижались к стене. Рев над нами все усиливался. Майя бросилась к Форстеру, который крепко обнял ее, стараясь успокоить. Затем раздался мощный взрыв, нас разбросало в разные стороны, свечи погасли. В темноте послышались крики и стоны, затем все мгновенно стихло. Мы пришли в себя, выбежали из дома. В восьми метрах от нас бомба попала в небольшой соседский домик, превратившийся в груду развалин. Все, кто там был, погибли: крестьянин, его жена, трое маленьких детей. Они спали в одной комнате, когда грянул взрыв, и их просто разорвало на части в собственных кроватях. Как бессмысленно! Майя не могла прийти в себя, она горько плакала.

Сегодня я только и думаю, что о войне, о войне как таковой, об этом неискоренимом явлении, о его бессмысленности.

На земле нет ни одной нации, которая бы не обращала к небу своих страстных молитв, когда творится такое зло. И все же снова и снова по странам проносится эта дикая фурия. Везде, где бы ни опустошали землю апокалиптические всадники, убивая всех и сжигая все на своем пути, где бы ни падали гранаты, разрывая земную твердь, – повсюду Бог слышал мольбу. Молился ли тот бедный крестьянин со своей женой и детьми – никто не знает. Ясно только одно: мы не молились.

В сводках вермахта неизменно сообщается о тяжелых боях к юго-востоку от озера Ильмень и на Валдае, то есть у нас. Однако о бедственном положении, сложившемся здесь, не говорится ни слова.

Группа истребителей из Баден-Вюртемберга была переброшена за линию фронта под Старую Руссу.

Два дня в Порхове я работаю над обморожениями, газовой гангреной, над сывороткой против гангрены, над сосудистой хирургией и многими другими вопросами. Материала накопилось предостаточно.

На следующий день отправляюсь в Сольцы проведать военные госпитали. Затем еду дальше к Ильмень-озеру в дивизионные медпункты. После часовой борьбы со снежной бурей наконец добираемся до небольшой деревушки Заболотье. В здешнем госпитале умер пациент после применения сыворотки. Этот случай вызвал огромное беспокойство. Новая инструкция по применению сыворотки против газовой гангрены разрешает в случае необходимости вводить внутривенно 50 см3. Я спрашиваю коллегу:

– Какое же количество сыворотки вы ввели тому человеку?

Он смотрит в больничный лист:

– Тридцать кубических сантиметров, господин профессор.

– И что произошло?

– У больного моментально наступил тяжелый анафилактический шок,*[35] он посинел, развился цианоз. Почти сразу же остановились кровообращение и дыхание. Через несколько минут он скончался.

Вполне вероятно, но у меня возникает еще одно, совершенно другое предположение. Дело в том, что наша сыворотка против гангрены содержит в себе полпроцента примеси фенола, который добавляется в целях стерилизации. Конечно, сыворотку можно хранить стерильно в небольших ампулах, но добавление фенола – самый дешевый и простой способ для промышленности. Серологи полагают, что добавление фенола в столь небольшом количестве не должно вызывать никаких токсических явлений. Так ли это? Пока вводят 2–3 см3, примесь фенола никак не может повлиять, если только сыворотка не вводится прямо в вену, но внутривенное вливание 30–50 см3 способно, на мой взгляд, вызвать нежелательную реакцию. Мог ли фенол привести к летальному исходу? Неприятное подозрение.

В военном госпитале в Порхове один хирург успешно ввел в вену 150 см3 сыворотки. И говорят, пациент спокойно перенес такое огромное количество.

Только что доставлен больной с гангреной голени, развившейся после ранения, и как раз предоставляется возможность понаблюдать за операцией. Вся голень и бедро сильно вздулись, опухли, наблюдаются цианоз и гиперемия. Кажется, нога уже серьезно повреждена. Гангрена стремительно перекинулась на бедро. Необходимо немедленно делать операцию, иначе будет слишком поздно.

Солдат лежит на операционном столе уже без одежды. Рядом на подставке стоит стеклянная пробирка с сывороткой против гангрены. Шлангом она соединяется с трубкой, которая вставлена в вену и прочно зафиксирована. Шланг пока еще перекрыт зажимом.

Сестра начинает делать наркоз. Много времени ей не требуется: больной уже сильно ослаблен и быстро засыпает. В мгновение ока коллега, человек атлетического сложения, вскрывает бедро несколькими длинными разрезами – довольно жестоко, по-другому не скажешь. Да, думаю я, строение тела и характер взаимосвязаны – у этого нет никаких комплексов.

Обычно гангрена ползет по сосуду вверх. Коллега быстро добирается до большой бедренной артерии, но с ней все в порядке. По его знаку с шланга снимается зажим, и 50 см3 устремляются в вену. Мгновенно у пациента развивается тяжелый шок – появляется синюшность, оперируемый едва дышит. Пульс не прощупывается, давление едва ощутимо. Тут я вмешиваюсь:

– Стойте… стойте… доктор, прекратите, иначе человек умрет от руки врача!

Молниеносно шланг снова перекрывают, чтобы прекратить дальнейшее попадание роковой сыворотки в вену.

Ошеломленно, почти беспомощно доктор глядит на меня. Он не верит моим словам. Мы не можем ждать, пока до его сознания дойдет, что происходит. Стол со стороны головы опускают. Вместо сыворотки в вену спешно вводится огромная инъекция глюкозы и физиологического раствора. Кроме того, делается искусственное дыхание, даются кислород и аналептики. В последнее мгновение удается снять шок, чуть было не стоивший человеку жизни.