Ледяная волна затопила сердце, погасила жар – так же неумолимо и жестоко, как осенние холода сковывают тёплую землю.

- С одним условием, - добавляет Дункан, заставляя меня поднять лицо выше, не позволяя прятать глаза, в которых, я знала, уже закипали предательские горючие слёзы.

- Каким?.. – едва слышно проговорила я.

- Если ты понесёшь… Если родится ребёнок – не важно, девочка или мальчик – он останется в холде. Я никогда его не отдам.

Я дёрнулась как от удара. Отстранила лицо, уперлась обеими ладонями в стальной нагрудник и толкнула, царапая нежную кожу об острые грани синих камней. Плотину, что сдерживала мои чувства, наконец, прорвало.

- Вот, значит, что ты решил… найти себе новую грелку в постель, вместо Берты? А раз уж и магичить умеет – совместим приятное с полезным, да?!

Он держал меня за плечи, пока я бешено вырывалась, как зверь, попавший в капкан.

- Что ты несёшь?! Я предлагаю тебе остаться в холде. В качестве его официальной колдуньи. И моей женщины. Что тебе не нравится?

А я не могла ему объяснить, что. Почему так больно. Почему нестерпимо хочется бежать – бежать как можно дальше в лес, и свернувшись клубком у древесных корней, выплакивать эту боль старым мхам.

- Я никогда… не буду… твоей содержанкой.

Серый взгляд полыхнул бешенством.

- А что – лучше ложиться под каждого, на кого в очередной раз укажет Орден – да, колдунья? – прорычал Дункан.

Я замерла, будто в меня попала молния. Мы стояли так несколько мучительно долгих мгновений, тяжело дыша.

- Пусти меня.

Лучше умру, чем буду это терпеть.

- Пусти, сейчас же! Я не останусь в холде.

Меня ждёт мой лес. Я нужна ему намного больше. И он никогда меня не обидит. Я придумаю что-нибудь, чтобы его защитить. Найду преемницу, в конце концов. Надеюсь, успею.

А пророчество… что ж, на то они и пророчества, чтобы сбываться.

- Как пожелаешь, - отрезал Дункан и разжал руки. Я чуть не упала, лишившись этой опоры.

Опомнившись, рванула ленты из волос. Я не имею на них права. Положила рядом, обхватила себя за плечи, силясь унять нервную дрожь.

Дункан протянул руку к постаменту. Я думала, возьмёт обратно ленты, но он даже не коснулся их. Резким движением выдернул меч из лап совы. Не глядя на меня, развернулся и ушёл прочь.

Двери хлопнули оглушительно.

Я осталась одна в звенящей тишине Зала памяти.

Кажется, заклинание, что связало нас намертво стальной цепью, туманит разум, стоит оказаться рядом. Любые доводы рассудка отступают, оставляя место лишь бушующему шторму эмоций – которому до них и дела нет.

Потому что, пока я брела по бесконечным коридорам в свою комнату, невидящим взглядом отмеряя повороты, на меня медленно-медленно накатывало понимание. Что именно я сейчас натворила, поддавшись обиде и оскорблённым чувствам.

Ничего не рассказала. Ничего не объяснила. Хотела доверия – но так и не доверилась сама.

А теперь… неужели слишком поздно?

Вот и комната.

На моей постели – глубокая вмятина, будто на ней сидел кто-то тяжёлый. Рядом – записка, свёрнутая трубочкой.

Гилберт сказал, меч остаётся в Зале памяти, пока лорд Нордвинга остаётся в холде. А Дункан только что его забрал. И ещё на нём был полный доспех. Снова.

Я подбежала к окну, дёрнула ставни. Лёгкие обожгло холодом. В небе клубились тяжёлые тучи, нависали над самой головой, вот-вот собирались пролиться ледяным дождём. Стылый ветер вцепился мне в лицо, сбил дыхание.

Он был прав. Грядёт буря.

Там внизу, в туманной дымке меж холмов – напоминавших спины уснувших животных, поросших вереском будто шерстью – уходя за горизонт, двигались чёрные точки. Вереница всадников на лошадях.

Мне ни за что его больше не догнать. Да и не захочет он меня слушать.

Я устало опустилась на кровать возле вмятины. Так была иллюзия, будто мы всё ещё рядом. Глупо. Глупо. Потерянного времени не вернуть.

Боль пронзила левый висок – такая сильная, как никогда раньше. Я встретила её как старую знакомую.

Развернула свиток замёрзшими пальцами. Он написал это ещё до того, как пойти в Зал памяти. Он тоже искал меня, чтобы поговорить.

«Утром был гонец. Король вызывает всех хранителей Мечей в столицу. Должно быть, это важно, потому что на моей памяти подобного не случалось.

Никуда не уходи из холда. Поговорим спокойно, когда вернусь.

Надеюсь, за это время мой разум достаточно очистится.

Хочу понять – я пьян от зелий или пьян тобой».

И нежным ядом – воспоминания о шёпоте на моей коже:

«Тобой… всё-таки, тобой…»

«Тобой, тобой…»

Эти слова, в которых несмотря ни на что прорывалась самая настоящая затаённая нежность, эхом звучали в моих ушах, когда боль вспыхнула огненным шаром в груди, ударила предательским кинжалом под самое сердце. Я упала на постель и свернулась клубком, пытаясь её унять. Как зверь в берлоге, что зализывает раны.

Мой тёмный воин уже далеко. Дальше, чем способно допустить сковавшее нас пророчество. За последние дни мы так сократили расстояние между нами, что теперь любое его увеличение слишком болезненно.

Натянутая до предела цепь. Её невидимая дрожь рождает вибрацию в пустоте, которую я различаю кожей, каким-то шестым чувством – как то, что помогает летучим мышам и совам летать в темноте.

А вдруг она порвётся теперь, эта цепь? Может, нам всего-то надо было держаться подальше друг от друга, разойтись, перетерпеть? Но нет, что-то подсказывало мне, что не может быть так просто. И скорее всего, всё будет наоборот.

Это не цепь не выдержит. Раньше – не выдержу я.

Ставни так и не закрыла. Очередной глупый поступок. А теперь нет сил встать и закрыть.

Пробирает холодом. Он заползает под одежду, кусает – сначала несмело, осторожно, будто пробуя, насколько я готова терпеть. Ничего, ничего… в лесу тоже бывало очень холодно. Особенно ночами, если приходилось задержаться в очередной прогулке по чащобам. Вот сейчас… подтяну покрывало, накроюсь краешком… согреюсь.

Мне бы эту ночь пережить. Утром выглянет солнце, станет легче. Точно станет. Всё самое плохое происходит по ночам – а свет разгонит тьму, рассеет мороки.

Буря за окном. В комнату вносится ледяной ветер, толкает шире ставень.

Дождя пока нет. Но запахи прелой влажной листвы щекочут ноздри, а порывы ветра всё сильнее. Значит, скоро будет.