Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты в порядке?
— Да, конечно. Уже выхожу…
В дверях едва не сталкиваемся. Андрей привык меня контролировать, но сейчас старается, чтобы это не выглядело так явственно. Убеждаю себя, что в первую очередь он обо мне заботится. И, конечно же, беспокоится.
— Я на пару часов отъеду, хорошо? — дожидается моего кивка. — Светлана на стол накрывает. Пообедаешь и отдыхай, — говорит это и поджимает губы. — Юля скоро заедет. Звонила, пока тебя не было.
— Мне не нужен постоянный присмотр, если ты об этом.
— И все же, — отводит взгляд. — Вернусь, как раз успеем обратно в город на капельницу.
— Это рационально? Я могу и с Виктором поехать.
Очередной красноречивый взгляд, как отказ.
— Будь готова к семи, — добавляет, якобы ни на чем не настаивая. — Если что не так, сразу звони. И таблетки после еды не забудь выпить, — это уже в дверях напоминает, оборачиваясь.
— Не забуду.
Обедаю в компании тети Светы. У нее столько новостей накопилось, пока меня не было. Говорит, аж захлебывается. И главное, ничего важного. Но с таким азартом и эмоциями.
— Хорошо же, что ты вернулась. Андрей Николаевич, знаешь, какой ходил? — шепчет, слегка наклоняясь. — Ой, — рубит ладонью воздух. — Лучше тебе не знать… Зеркало разбил, — сообщает еще тише, прикрывая губы. — Звон такой стоял, я чуть на месте Богу душу не отдала. Да и вообще… На глаза хоть не показывайся. Вроде и не кричал, но такая энергетика от него исходила…. Во, смотри-смотри, у меня прям мурашки, пока рассказываю…
И у меня. Крупные, стремительные, леденящие.
— Ой… Побледнела как, — спохватывается тетя Света. — Да дыши ты, — поднимая салфетку, обмахивает мне лицо. — Не слушай меня, дуру старую… Забыла, какая ты впечатлительная… Ну все, все… Не пугай меня так. Сидишь? В обморок не грохнешься?
— Все нормально…
— Воды вот выпей. И там еще Андрей Николаевич просил напомнить о таблетках… Ты доедай, я пока принесу, — подскакивает на ноги. — Сидишь?
— Сижу-сижу… — пытаюсь улыбнуться.
Почти получается. Тетя Света смеется с явным облегчением и, наконец, уходит.
— Это кто у нас тут болеет? — Юлю слышно с порога.
И ведет она себя так, словно кроме приключившейся со мной хвори, ничего необычного не происходит.
— Я ничего не говорила, — несется перед ней Ангелинка. — Зуб даю, молчала как рыба!
— Ты — самый надежный друг, — хвалю ее, подхватывая на руки.
Прижимаюсь губами к шелковистым волосикам и снова думаю о том, что у нас с Андреем могло быть такое же чудо.
А может, все-таки будет…
— Ты теперь тут будешь?
— Да.
— Я смогу к тебе приезжать, когда захочу?
— Конечно.
— Ура! Дядя Андрей — молодец!
— А почему сразу дядя Андрей? Может, я сама…
— Не-е-е-т, — тянет Ангелина с важным видом. — Я слышала, как папе говорил: «Не могу без нее», — выдает как на духу, пародируя грубый мужской голос. — А потом еще: «Моя — она! Моя!» Вот так!
Смущаюсь, конечно, не могу не рассмеяться.
— Что ж ты Андрея сдала? — журит дочь Саульская. — Он разве не друг?
— Друг. Но Татка дружнее!
— О как!
Тетя Света приносит мне таблетки вместе с листом назначения и забирает малышку в кухню, пробовать печенье, а у нас с Юлей появляется возможность откровенно поговорить.
Забирая с собой чашки с чаем, усаживаемся на диван.
— Ну, рассказывай, что за хворь? Андрей всех на уши поднял.
— Ничего страшного, как оказалось… Но проблемы есть. Воспаление и гормональный сбой. Все в кучу. Лечение долгое предстоит. Но, слава Богу, не умираю.
— Да уж не вздумай!
— Хотя если бы не Андрей, я бы еще ходила на работу и лечила ОРВИ. Неизвестно, чем бы закончилось… — делаю глоток чая, чтобы согреться и взять необходимую паузу. — Он меня так поддержал… Сама бы я не пошла в больницу, даже если бы пластом лежала.
— Ты же будущий врач, — восклицает Юля то, что сама себе постоянно напоминаю. — Как так можно?
— Я детей буду лечить, — стабильная отмазка.
Но у Саульской находится достойный ответ, как и у Андрея.
— О себе тоже заботиться нужно, чтобы было кому их воспитывать.
— Ты права… Просто, — совершаю резкий глубокий вдох. — Моя мама умерла, когда я была маленькой. Мне ничего толком не говорили, и… это, наверное, самое худшее. Надумала себе лишних страхов. Боюсь одной только возможности заболеть… А ведь даже не знаю, отчего мама умерла, понимаешь? Отложилось самое страшное… Понимание того, что смерть может прийти внезапно. И что она мрачная… Всех собой накрывает. Не только того, кого забирает.
Саульская вздыхает и, подбираясь ближе, обнимает меня за плечи.
— А моя мама сама себя убила, — говорит тихо. — Будто бы спасая меня… Еще и чужие жизни с собой забрала. Но… Я еще тут. И ты. Мы живем. Каким бы ни был конец, важно наслаждаться настоящим. Иначе, если постоянно всего бояться, зачем тогда жить?
— Жить… — повторяю очень вдумчиво. — Я хочу! Полноценно. С Андреем, — выдаю как на духу. В лицо Юле смотрю и не стесняюсь повторить: — Хочу быть с ним. Всегда.
— Так будь.
— Пытаюсь… — киваю сама себе. — Буду и дальше стараться. Но… Знаешь, как страшно, что у нас не получится? Господи, я всего боюсь! — восклицаю. И меня будто прорывает. — Не хочу так больше!
— Вот и не надо! Прекращай.
На короткое мгновение обе замолкаем. И у меня появляются новые сомнения.
— А как я ему скажу… самое важное, если он вдруг не спросит?
— Как это не спросит? Позвал ведь домой, значит, дальше пойдет, — конечно же, Юля догадывается, кто был инициатором нашего примирения. — А если и не спросит, сама давай. Потому что ему это тоже надо, понимаешь? Так кажется, что мужчины сильные и неуязвимые. Болит у них не меньше нашего.
— Ты права, — прикусываю губы, напряженно киваю.
— Попробуй старыми методами. Удиви его!
— Присвоить? У меня сил не хватит, — смеюсь сквозь слезы.
— Хватит, — улыбается Юля. — Он подхватит.
Все так же… И одновременно по-другому. Мы вместе. В той же постели, в которой провели сотни страстных ночей. Только вот… Правил, требований и напутствий со стороны Андрея больше нет.
Первое — я в пижаме. Второе — он не проявляет инициативы, чтобы обнять или прикоснуться.
Что ж… Наверное, Юля права, пришел мой черед действовать. Но как? Прошлой ночью это получилось под влиянием очень разных эмоций. Сыграло беспроигрышное комбо: сонное состояние, страх, тоска и бескрайнее чувство одиночества, которое сопутствует, так или иначе, всю мою жизнь. Плохо соображала, что нас ждет дальше, но рвалась к Андрею всей душой. Сейчас же шансов на счастье куда больше, а я никак не решаюсь. Только скомандую себе потянуться к мужу, и замираю. Не могу пошевелиться.