Когда призналась, что любит, все вокруг смазала. Ощутил, что силы есть. Осознал, что ради нее все смогу. Шаг за шагом, все будет. Главное, что рядом она. Теперь навсегда.

Возвращаясь с работы, нахожу Тату в гостиной — и тепло в груди плещется.

— Привет, Андрей!

— Что делаешь?

— Тебя жду!

— И всё?

— И всё!

Ужинаем, как обычно, в столовой вдвоем. Наташа ведет себя тихо. Не грустит. Напротив, то и дело улыбается. Глаза хитро блестят.

— Чем занималась сегодня?

— Сначала училась, а потом обрезала и подвязывала свои розы, — игриво дергает бровями. — У меня столько идей! Я большой заказ семян и саженцев сделала. Но деревья должен посадить ты! Так правильно.

Подхватывая ее настроение, приподнимаю брови.

— Если говоришь, сделаем.

— Спасибо! — светится от счастья. Так мало ей нужно, никак не привыкну, что все может быть настолько легко. — Только их доставят в субботу утром, перед венчанием. И я… Хочу, чтобы мы их посадили до того, как ехать в церковь.

— Ты в курсе, на что способна Юля, если мы опоздаем, и что-то пойдет не по плану?

— Мы не опоздаем.

К венчанию подвел все Саульский. Я хотел увидеть Тату в белом платье, а ей нужен был реальный ритуал соединения нас как семьи. Сауль это понял, Юлька подхватила, и через какое-то время нас буквально поставили перед фактом, что все уже решено и назначено. Отпираться ни я, ни Тата, безусловно, не стали. Себе врать прекратили. Положительно встретили это предложение и не скрывали этого.

Воздержание дается непросто. Учитывая, что до этого месяц ее не касался. А уж когда все карты раскрылись, признания прозвучали, как никогда сильно хотелось утвердить права еще и на физическом уровне. Но рисковать здоровьем Таты я не собираюсь. А наглеть и просить другой ласки не хочу. Жду, когда сама проявит инициативу. После примирения она то и дело делает какие-то шаги навстречу. Вижу, что ей нравится таким образом контролировать ситуацию. Я не против.

И сегодня, очевидно, тот самый день. Наташа решила продвинуться дальше.

Выйдя из ванной, застаю ее не в обычной глухой пижаме, а в черной кружевной комбинации. Она короткая. Первым делом взгляд тянется к голым бедрам. Затем, моментально тяжелея, крайне медленно поднимается к груди. Стопорится на просвечивающихся сосках.

Мать вашу…

Этот наряд все мое блядское благородство на корню рубит. Валится, как столетний дуб. Непредотвратимо и с оглушающим грохотом.

Глаза к лицу поднимаю, и вся кровь к паху сливается. Грудь огненными тисками сжимает, продохнуть возможности нет. Вижу, что Тата смелость растеряла. Дает понять, что ждет моего хода. А я просто пытаюсь на нее не наброситься. Знаю ведь, что полноценный секс еще запрещен.

Подхожу к ней. Не разрывая зрительный контакт, кладу обе руки на талию.

— Соскучился? — только Тата способна спросить нечто подобное в такой момент.

— Соскучился, — перехватываю ее ладонь и опускаю поверх боксеров прямо на член.

Ее пальцы охотно сжимаются, а я едва сдерживаю стон.

— Что мне сделать?

Пытаюсь придумать то, что не повлечет за собой сиюсекундный оргазм.

— Поласкай себя.

— А ты? Я хочу, чтобы ты… чтобы тебе было хорошо…

Краснеет и опускается передо мной на колени.

Черт возьми…

Вашу мать…

Ладони машинально находят край стоящего позади девушки комода. Ищу равновесие. Нащупываю, срывая дыхание. Нет, ни хрена не получается. Губы закусываю и дышать перестаю, когда Татка поддевает пальцами резинку и оттягивает трусы. Член, оказавшись на свободе, раскачивается под силой собственного веса. Она останавливает его рукой. Обхватывает и сжимает, я медленно-медленно вдыхаю и стараюсь не кончить, как ошалевший от первой ласки подросток.

— Ты будешь смотреть?

Конечно, я, блядь, буду смотреть. Быстрее сдохну, чем глаза закрою.

Но Татке ничего не говорю. Подталкиваю к члену. Она касается головки языком и, спрятав его, тормозит. Прикрывая веки, трепещет ресницами. Раскатывает мой вкус у себя во рту, судорожно вдыхает запах. Прется, вашу мать… Еще ничего толком не сделала, а я уже готов исчезнуть в никуда.

Надсадно дышу, не скрывая похоти, которая охватила все существо. Нет, это не банальное желание опустошить яйца. Давно нашел бы другие способы. С Наташей узнал, что бывает иначе. Когда физическая близость нужна не ради разрядки. Другие инстинкты преобладают. Это окончательно утверждает мое мужское право над ней как над женщиной. Первобытное такое стремление, неутихающее, кровное. Все прочее после.

Моя ведь. Согласилась. Хочу по всем статьям, чтобы отдалась. Душой и телом.

Тата размыкает губы и вбирает меня глубоко в рот.

Да, вашу мать… Да…

Не стону только потому, что забываю, как дышать. Кайф парализует. Скручивает все внутренности. Мышцы сковывает. Сердце со скрежетом тормозит.

Нет, долго я не продержусь. Не стоит даже пытаться.

Сцепляя зубы, смотрю, как Татка подается назад. Влага и плотно сжатые губы формируют тот самый порочный звук, который заставляет удовольствие подступать еще быстрее. Тата насаживается обратно, а я, ощущая, как семя ударной волной несется по каналу, отступаю назад.

— Нет… — понимает мои действия и протестует. — Давай…

Снова вбирает, окружая теплотой и влагой. Ласково, только она так умеет, сжимает губами и двигается вперед-назад. Кончаю так бурно, словно душу отдаю, выстреливая густыми потоками ей в горло. Девочка моя старается глотать, но часть все же проливается и стекает по подбородку.

Издаю короткие рыки, стоном их не назовешь. Слишком резкие, частые и оборванные. Хриплю и смотрю в Таткины потрясающие глаза и на то, как она глотает.

Мать вашу, ничего прекраснее этого я не видел.

— Тебе нравится? — спрашиваю, едва голос возвращается.

Вспыхивает и кивает. Несколько раз подряд, черт возьми, кивает.

Не давая ей опомниться, подхватываю на руки и бросаю на кровать. Развожу гладкие бедра и прижимаюсь носом к прозрачному кружевному треугольнику между ее ног. Татка вздрагивает и инстинктивно прогибается в спине. А я сминаю ткань и дергаю ее в сторону.

— Боже, Андрей… Да…

Она течет. Давно и обильно. Это результат того, что она у меня сосала. Раньше не знал, что подобное способно взрастить во мне новую волну похоти. Она накатывает на меня одуряющим валом. Касаюсь ее языком, и член моментально каменеет. Скольжу между мокрыми складками, понимая, что в этот раз, чтобы кончить, хватит только этого.