– Козы вкусно, козленок совсем вкусней, часто едали его в Испания!

– А ты родился в Испании? – расставшись с торговцем, начал расспрашивать его Хамфри.

– Не знаю. Видать. Первый раз себя помнить там.

– А отца своего ты, значит, не помнишь? – Хамфри, в общем-то, это было уже известно из прежних бесед с цыганенком, однако он все же решил еще раз уточнить.

– Никогда не видеть, – подтвердил Пабло.

– А твоя мама о нем никогда не рассказывала?

– Я звать ее мать, но не думать, что эта меня родить, – выяснилось, что и с этим у Пабло были большие проблемы.

– Но зачем ты тогда называл ее мамой? – удивился Хамфри.

– Обычай гитанов, – пояснил Пабло. – Она меня кормить, когда маленький, и бить, когда большой.

– Ну да. Все мамы так делают, – несколько уяснил для себя семейную ситуацию цыганенка Хамфри. – А почему ты приехал в Англию?

– Не знать, но от наших слышать, что Англия много денег, много пить и много пища. И они после приехать богатый в Испания.

– Давно ты в Англии?

– Раз, два, три. – Пабло, сжав руку в кулак, вытянул перед носом Хамфри три пальца. – Три год и еще чуть-чуть.

– Где же тебе больше нравится, в Испании или здесь?

– Когда жить у гитано, больше в Испания. Теплый солнце, теплый ночь. Англия – мало солнца, холодный ночь, много дождь, много снег, много холод. Но теперь я жить с вами. Теплый постель. Много пища. Англия лучше, – уверенно произнес Пабло.

– А когда ты с цыганами жил, они воровали? – интересно было свидетельство очевидца Хамфри.

– Если был случай, – расхохотался тот. – Брать и не заплатить, если никто не видеть. Но фермер шибко следить. У него большой пес.

– Сам-то ты прежде тоже ходил воровать? – ни разу еще впрямую не спрашивал его Хамфри.

– Меня заставлять, – развел тот руками. – Если пустой домой приходить, меня сильно бить. Фермер поймать – тоже бить. Все только бить и бить.

– То есть у тебя просто выхода не было, – посочувствовал ему Хамфри.

– Какое там выход! – сморщился от тяжелых воспоминаний Пабло. – Домой пустой приходить, меня бить и три дня еда не давать. – Он для наглядности снова выбросил вверх три пальца. – Нравится, мастер Хамфри? Ты тоже три дня без пища пойдешь воровать.

– Надеюсь, что нет, – возразил ему Хамфри. – Хотя меня так никогда не наказывали. Но теперь-то ты, Пабло, уже воровать никогда не станешь?

– Зачем? – пожал он плечами. – Я это не любить. С гитано я воровать, потому что хотеть поесть. А теперь не хотеть. Много пища. Меня не бить. Тепло спать. К чему воровать? Нет, мастер Хамфри, больше я так не делать. Причина нет. А мисси Элис и мисси Эдит много мне рассказать, как хороший Бог там, – указал он на небо, – нам всем говорить быть честный.

– Здорово, что ты это понял, Пабло, – улыбнулся Хамфри. – Значит, не зря мои сестры тебя обучают.

– Люблю мисси Элис слушать, – покивал ему Пабло. – Она серьезно рассказывать. Мисси Эдит тоже рассказывать, но много смеяться. Очень она, мисси Эдит, хороший, – с обожанием произнес он. – Очень веселый. Козлятам сейчас порадуется, как мы их привести. А вот уже и наш дом.

– Пока поместим их во двор, – распорядился Хамфри. – Там за ними приглядит Хваткий. Я мигом его научу, что делать.

– Да, он уметь охранять, – подтвердил Пабло. – И куртка, и все другое, что я ни велеть. Очень умный Хваткий. Как вы думать, а, мастер Хамфри, мастер Эдвард будет забрать с собой оба пса? Я считаю, молодой брать не надо. Пусть брать себе один Смокер.

– Согласен, Пабло, – вполне разделял его точку зрения Хамфри. – Нам здесь больше нужны две собаки. Поговорю с ним об этом. Теперь беги открывать ворота на скотный двор. Только сперва брось за ними охапку сена. А я пока позову сестер.

Козье стадо действительно вызвало у обеих девочек много восторгов, а умница Хваткий скоро стал замечательно управляться с ним. Первые несколько дней Пабло еще ходил выпасать коз в лес. Ближе к обеду, велев псу охранять животных, он поспевал к столу, и тот добросовестно нес свою вахту до самого его возвращения. А еще через несколько дней он настолько поднаторел в этой области, что стадо без всякой опаски отправляли пастись под его присмотром. Вечером пес неуклонно и с большой ловкостью загонял коз обратно на скотный двор. И так как ему после этого выдавали ужин, с возвращением он никогда не опаздывал.

Вернемся, однако, к событию, которое больше всего в тот момент владело умами и чувствами нашего маленького семейства. Субботним утром Хамфри и Пабло поехали в Лимингтон, Эдвард же оставался с сестрами, и они в предвкушении скорой разлуки ни на минуту не покидали его. В воскресенье уже все были дома вместе, и так как день выдался очень погожий, они устроили молебен на могиле Якоба, а потом дружно отправились на лесную прогулку, что девочки, на которых лежали заботы по дому, редко могли позволить себе. Время они провели превосходно, но каждый из четверых чувствовал, что ставший привычным для всех уклад сегодняшним днем завершается и всем предстоит теперь жить по-другому.

Перед отъездом Эдвард, стремясь развлечь раскуксившихся сестер, облачился в новый костюм. Вид его восхитил и Элис, и Эдит, и они в один голос воскликнули, что он им напомнил старые добрые времена Арнвуда. Впрочем, чему было удивляться. Старший их брат попросту наконец стал выглядеть так, как и должно тому, кто рожден и воспитан джентльменом. И если его эти качества даже одежда простолюдина не могла окончательно скрыть, то теперь они проступали со всей очевидностью.

Лесная экипировка отправилась в куль с бельем, и Эдвард понес его вместе с другой поклажей к уже стоявшей возле крыльца повозке. Брат и Пабло ему помогли погрузиться, и наступил щемящий момент расставания. Эдвард расцеловал сестер, которые не могли сдержать слез, обнял Хамфри, кликнул отправлявшегося с ним вместе Смокера, и они с Пабло пустились в путь.

«Кто бы еще недавно поверил, что я добровольно приму покровительство, кров и пищу от Круглоголового, – трясясь в подпрыгивающей на корнях повозке, размышлял юноша. – Точнее, того, кто считается им, хотя, по сути, во многом уже не согласен с теми, чью сторону принял. С одной стороны, я будто предал свои убеждения. Но почему же тогда я настолько его уважаю и доверяю ему? И главное, он вполне этого заслуживает. И мои взгляды ему известны. Сомнительно, что он предложил мне должность в стремлении сделать меня сторонником Парламента. Это было бы просто смешно. Да и взгляды мои он вполне приемлет и даже многое из них разделяет. Будь я человеком известным, еще можно бы допустить, что он просто хитрит, перетаскивая меня в свой лагерь. Но зачем тратить столько усилий на какого-то жителя леса? Нет, это полная ерунда. Он явно искренне мне покровительствует. И причина тому лишь одна: я спас его дочь».

И все же истинная причина проявленной им уступчивости по-прежнему оставалась для него скрыта, ибо искал он ее совсем не в той сфере, в которой следовало. Спроси же он себя попросту, дал или нет согласие мистеру Хидерстоуну, не обладай тот такой обаятельной и прекрасной дочерью, как Пейшонс, и ответ для него стал бы очевиден. Но именно этой темы Эдвард в своих рассуждениях не касался.