Подогреваемые чувством обиды (отчасти оправданным), члены фракций разъярились и пошли убивать. Их жертвами становились все без разбору служащие городской администрации, многие работники были перебиты. Повсюду в городе горели дома; собор Святой Софии, часть дворцового комплекса, строения рынка, десятки домов зажиточных граждан были сожжены дотла. Мятежники потребовали, чтобы Юстиниан выдал им на суд и расправу двух городских руководителей, особенно нелюбимых народом. Когда чиновников не вывели, беспорядки ужесточились. Мятежники пронеслись по городу с криками «Ника!» – «Победа!».

Тем временем Юстиниан, Феодора и высокопоставленные руководители Константинополя заперлись во дворце и тихо отсиживались там. Возможно, они надеялись, что восстание иссякнет. Вместо этого мятежники отправились на поиски нового правителя. Ипатий, племянник покойного императора Анастасия, живший с женою в Константинополе, заперся в своём доме, но мятежники силой схватили его, назначили новым императором[73] и усадили на трон, стоявший на Ипподроме (стадион для гонок колесниц в центре города).5

Юстиниан решил, что наилучшим выходом будет отправиться к ближайшей гавани, сесть на один из царских кораблей и покинуть город, но Феодора остановила его. Она заявила: «Для того, кто был императором, невыносимо быть беглецом. Если ты желаешь спастись, это не сложно. Есть море и корабли, но когда ты спасёшься, то будешь рад обменять спасение на смерть. Я же принимаю изречение древних, что мантия – лучший погребальный саван[74]». Феодора провела начало жизни в борьбе за выживание и не собиралась возвращаться к этому.6

Речь Феодоры отрезвила Юстиниана, и император со своими придворными решил продержаться немного дольше. Велизарий, главный полководец Юстиниана, вместе с командующим Иллирийской армией, который как раз прибыл в Константинополь по делам, составили план. Они уже вызвали подкрепления из ближайших городов, и те скоро должны были прибыть. В расчете на эти подкреплениями полководцы решили собрать всех солдат, каких смогут найти, пробиться сквозь противоположные ворота внутрь Ипподрома и нанести внезапный удар в надежде, что он посеет панику в толпе.

Тем временем один из секретарей Юстиниана, изображая предателя, сообщил вожакам бунтовщиков, будто император бежал, что ослабило их бдительность; другой чиновник отправился на Ипподром с мешком денег и начал раздавать взятки, что немедленно посеяло вражду между Синими и Зелёными, которые до того были союзниками.7

Когда прибыли подкрепления, два военачальника пробрались по опустевшим улицам (все жители находились на Ипподроме, приветствуя Ипатия). Велизарий собрал своих людей у небольших ворот рядом с троном Ипатия, в то время, как командир иллирийцев подошёл к воротам, известным как Врата Смерти. Когда бойцы хлынули в толпу, началась ожидаемая паника. Велизарий с напарником подавили восстание. Прокопий утверждает, что более тридцати тысяч человек погибли той ночью. Ипатия на следующий день поймал и убил какой-то солдат, оставшийся неизвестным, но оказавшийся очень полезным.

Восстание «Ника» было последним вызовом власти Юстиниана. В течение следующих тридцати лет он правил самодержавно, основываясь на убеждении, что во главе государства его поставил Бог, и отчасти для того, чтобы предотвратить любое подобное восстание. Его пристрастность к Синим заметно уменьшилась, и фракции оставались в конфликте друг с другом на всё оставшееся время его правления.

Восстание наложило свой след на город; десятки зданий были сожжены, большая часть богатых районов разрушена. Юстиниан начал грандиозную строительную кампанию, которой заведовал архитектор Анфимий из Тралл. Роскошные сверкающие дома выросли на месте руин. Святая София, собор Премудрости Божьей, стал сокровищем возрождённого города. Анфимий, будучи также грамотным математиком, спроектировал новый купол, поддерживаемый арками, который Прокопий считал чуть ли не волшебным.[75] «Он непревзойдён в своей красоте, но выглядит устрашающе, ибо кажется, будто он висит в воздухе без твёрдой основы, на страх и риск находящихся под ним людей», – писал Прокопий. Потолок был выложен золотом и драгоценными камнями, которые добавляли цветное сияние к общему золотому блеску. На облицовку внутреннего святилища пошло сорок тысяч фунтов серебра, и вся церковь была наполнена реликвиями и сокровищами. Всё вместе казалось «лугом, заполненным цветами – пурпурными и зелёными, светящимися красным и белым», по словам Прокопия.8

Украшая столицу, Юстиниан также не забывал о своих планах касательно возвращения потерянных когда-то земель на западе. Королевства варваров заняли бывшие провинции империи: вестготы в Испании, вандалы в Северной Африке, остготы в Италии, франки в Галлии. По мнению Юстиниана, это были не государства, а лишь наросты на римской земле. В его планах было не завоевание, а лишь возвращение то, что ему принадлежало. Юстиниан всё ещё считал эти западные земли римскими, а значит, принадлежащими ему.

Очередное завоевание Рима

Своей первой целью Юстиниан выбрал Северную Африку и назначил Велизария командовать кампанией. Велизарий отплыл из Константинополя с пятью тысячами кавалерии и десятью тысячами пеших воинов. Он прибыл к побережью Северной Африки в удачный момент: половина армии вандалов отсутствовала, подавляя мятеж. Армия правителя вандалов Гелимера, дальнего родича основателя государства Гейзериха, была слишком мала, чтобы защитить страну от византийцев. Вместо этого Гелимер собрал своих стражников и с ними бежал из своего дворца в Карфагене. Прокопий был с Велизарием, когда полководец входил в город. Он написал: «Никто не помешал нам пройти, так как ворота были открыты, а во всём городе зажжены огни, так что город весь сиял, а оставшиеся на месте вандалы молились в святилищах».9

Византийцы заняли город мирно. Гелимеру, наконец собравшему всю свою армию, пришлось штурмовать собственный город, чтобы удержать престол, но он потерпел поражение. В этой битве, произошедшей в середине декабря 533 года, вандалы были разбиты, а их народ – уничтожен. Они шли к своему концу ещё со дня смерти Гейзериха в 477 году. Прокопий утверждает, что в 533 году стены Карфагена осыпались и разрушались на глазах. Пятидесятилетнее правление Гейзериха было единственным, что сплачивало нацию, и без него вандалы жить не могли. У них так и не развилась никакая другая общность, кроме понятия «люди Гейзериха».10