Болезнью, заполонившей Константинополь, была бубонная чума, названная так из-за опухолей-бубонов, переносимая блохами, путешествовавшими из порта в порт с корабельными крысами. Бубонная чума не обрушивалась на Константинополь ранее, но из-за холодной и влажной погоды, установившейся после 535 года, произошло совпадение ряда благоприятных для возбудителя болезни факторов: падение температуры обеспечило идеальный климат для процветания бактерии Yersinia Pestis, возбудителя чумы, годы низких урожаев вынудили Константинополь увеличить импорт зерновых, приводя корабли со всего Средиземного Моря в Золотой Рог, а население Византии стало слабее, голоднее и уязвимее, чем раньше. Не тот, так какой-нибудь другой корабль неизбежно занес бы эту заразу в город.

Люди умирали, умирали… Историк Евагрий Схоластик страдал от опухолей, но выжил – один из немногих, переживших эпидемию. Однако он потерял жену, детей и внуков. В своей хронике, в целом бесстрастной, Евагрий писал: «Став свидетелями гибели друзей и родственников, многие желали умереть и специально находились как можно ближе к заражённым, но болезнь обходила их, будто противясь их желанию». Тела погибших сначала хоронили на константинопольских кладбищах, но когда они переполнились, начали складывать в братские могилы, вырытые по всему городу Церемоний не соблюдали, тела сбрасывали в ямы как можно быстрее. Когда Юстиниан (который, по словам Прокопия, тоже страдал от бубонов, но выжил) понял, что рыть могилы больше негде, он приказал снять верхушки башен на другом конце Золотого Рога и сбрасывать трупы в эти башни. По словам Прокопия, зловоние заполонило город, ещё сильнее удручая обитателей.22

Чума временно положила конец войне с Персией. Болезнь дошла также и до Ктесифона, и Хосров сам отступил, вернувшись через Евфрат, чтобы позаботиться о своих людях. В течение следующего года чума распространилась на запад, в земли франков. Григорий Турский отмечает вспышки «опухолей в паху» в 543 году. Однако сама вирулентность чумы была её слабым местом. К 543 году от чумы погибло столько людей (двести тысяч в одном Константинополе), что возбудитель её более не мог развиваться в полной мере. Вскоре просто кончились незаражённые люди, и болезнь пошла на спад.

Это позволило Хосрову вернуться. В 544 году он осадил византийскую крепость Эдессу. Если бы та пала, Хосров смог бы пройти по византийской земле вплоть до Малой Азии, захватив её. Эдесса была хорошо защищена, и он тщательно спланировал осаду. Люди Хосрова соорудили за городскими стенами круглую насыпь из земли и дерева, старательно возводя её слой за слоем. Эвагрий отмечал: «Постепенно поднимая её и приближая к городу, Хосров поднял её выше городской стены, так, чтобы осаждающие могли метать снаряды в защитников с выгодной позиции». Стараясь обрушить насыпь, защитники города прорыли тоннель под городскими стенами по направлению к насыпи, вырыли камеру и хотели поджечь насыпь, но в подземном коридоре не хватало воздуха для подпитывания огня.23

Тогда они всё-таки заставили дерево гореть, используя комбинацию серы и битума. Дым начал подниматься, проникая сквозь завал. Чтобы замаскировать дым, защитники стреляли в насыпь горящими стрелами, таким образом, меньший дым скрывал больший. Вскоре деревянная основа конструкции прогорела, и насыпь осела.

Хосров послал свои армии к стенам на последний штурм – но всё население, включая женщин и детей, выстроилось цепочками и передавало защитникам ёмкости с кипящим маслом, которым поливали осаждающих. Персидские воины начали отступать, и Хосров больше не мог заставить их продолжать атаку Когда на стены вышел переговорщик и предложил договориться, Хосров согласился и, получив грандиозный выкуп золотом, отступил. Вскоре после этого он заключил пятилетнее перемирие с Юстинианом, успокоившее обе империи, измотанные войнами и чумой.24

И Прокопий, и Евагрий связывают провал осады Эдессы со священной реликвией, издревле хранившейся там. Среди жителей города ходила легенда, согласно которой в 30 году и. э. Эдессой правил царь Абгар. Он заболел и отправил посла в Иерусалим к пророку Иисусу, чтобы тот исцелил его. Иисус написал ответ, обещая исцелить его с помощью письма и ученика, который принесёт это письмо. Когда письмо прибыло в Эдессу, Абгар выздоровел. Епископ Кесарей Евсевий в начале IV века утверждал, что не только видел письмо, но и перевёл его с сирийского.25

Вскоре история обросла подробностями. Говорили, что ученик принёс не только письмо, но и платок, на котором чудесным образом отпечатался лик Иисуса. Именно этот платок, известный как Мандилион, жители Эдессы ценили больше всего. Прокопий утверждал, что они верили, будто Эдессу невозможно захватить, пока Мандилион находится в её стенах. По словам Евагрия, огонь под насыпью занялся только после того, как Мандилион омыли в воде и этой водой окропили дерево. Огонь был таким ярким и неугасимым, что Хосров был вынужден признать «свое позорное неразумие, которое внушило ему мысль, что он может господствовать над Богом, которому мы поклоняемся».26

Кроме описания эпидемии, свидетельства историков показывают нам мир, в котором христианство не без трудностей сосуществовало с абсолютной властью сил природы. «Для этих бед нет объяснения, кроме отсылки к Богу, – прямо пишет Прокопий и добавляет: – Я не могу сказать, является ли разница в симптомах зависимостью от особенностей тел разных людей, либо это зависит от веления Его, принесшего болезнь в наш мир». Евагрий приписывает ход эпидемии «воле Господа», а Иоанн Эфесский считает, что испытанный людьми ужас – это «знак благоволения Господа и призыв к покаянию».27 Впрочем, ни один из историков VI столетия не заявляет, что Христос, который оборвал осаду Эдессы, мог так же прекратить чуму. Война была исконно человеческим деянием, но чума была чем-то иным, в чем-то подвластным Богу, но также плотно вплетённым в ткань Вселенной.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 29

Между 536 и 602 годами правитель Пэкче обращается к правителю страны Ямато. Буддизм добирается до Японских островов, и Ямато получает свою первую конституцию

В 536 году, через девять лет после пришествия буддизма в его страну, правитель Силлы Попхын объявил начало новой эры: эры Канвой, «Знакомства с истоками». Он сделал буддизм государственной религией, издал свод законов и дал Силле бюрократию. Новое имя отметило рождение Силлы как государства, не менее важного, чем его соседи Пэкче и Когурё.1

Теперь полуостров был вовлечён в противостояние трёх равных государств. По языку, по этническим признакам, по обычаям и общей культуре, а теперь и по религии государства были схожи. Резкий восход Силлы поставил её на одну черту с соседями. Все три государства были буддистскими странами – с монархами, бюрократией, сводами законов, стремлением следовать китайским традициям и желанием стать «крупнейшей рыбой в пруду».