недолго думая, схватила в руки ножницы и испортила самую любимую картину Джонни. Тогда у Джонни чуть не прихватило сердце. Он пошатнулся, поперхнулся виски и с яростными, помутневшими от гнева глазами бросился на Эстер. Она в одном белье выбежала на улицу и, перепрыгивая через ступени лестницы, быстро оказалась за калиткой. Джонни как сумасшедший погнался за ней. Эстер готова была поклясться, что Джонни мог удушить ее своими руками, так страшно он выглядел в минуту неконтролируемой злобы. Но на ее сомнительное счастье, Джонни упал на лестнице, не рассчитав высоту ступеней, а потом не смог найти в себе сил, чтобы подняться. После этого Эстер неделю залечивала ему ушибы и синяки, а Джонни вымаливал у Эстер прощение за несдержанность.

Их страсть росла и крепла с каждым днем, как крепнут раковые клетки в ослабленном организме. И если Эстер пыталась слабо бороться с больной любовью, то Джонни погряз в ней, как в зыбком болоте. Он не уживался с Эстер, но и не мог с ней расстаться. Он постоянно спорил и перечил, но также чувствовал, что они единое целое. Иногда Джонни даже ощущал ненависть к Эстер, ненависть, вызванную чрезмерностью.

Эстер тянуло к Джонни, тянуло, как к наркотику. В первое время небольшой дозы было достаточно, чтобы получить удовольствие и не подсесть. Но потом Эстер стала потреблять «Джонни» все больше и больше. Он растекся по ее венам, распространился по нервным окончаниям, проник в самые отдаленные участки мозга.

У наркоманов существует три стадии передозировки – легкая, средняя и тяжелая. И если можно использовать эту аналогию применительно к Джонни и Эстер, то они плавно перетекали из средней к тяжелой стадии отношений.

Эстер стояла перед большим зеркалом в спальне и пыталась вспомнить, когда до этого она чувствовала себя более привлекательной. Бархатное платье, красиво облегающее грудь, было сшито как будто по меркам, снятым с нее.

Стоит отметить, что со вчерашнего дня пара заключила временное перемирие, чтобы не портить настроение Джонни перед ответственным вечером. Он попросил Эстер не играть у него на нервах, на что она взамен попросила у Джонни не напиваться до беспамятства. Оба впервые за все время пошли друг другу на уступки.

Джонни аккуратно приоткрыл дверь в спальню и заглянул внутрь. Эстер перевела взгляд с великолепного отражения в зеркале на Джонни.

– Я готова, – взволнованно сказала она.

Джонни вошел в спальню. Он очарованно посмотрел на безукоризненно завитые локоны Эстер, собранные в лаконичную прическу, на ее соблазнительные красные губы, чувственно подрагивающие в улыбке, на тонкие запястья с золотым браслетом. Вся самая дорогая одежда на Эстер не могла бы впечатлить Джонни, но то, как она себя чувствовала, какую стать и осанку приобрела, вызвало в Джонни волну восторга.

Из обманчиво миловидной девушки Эстер превратилась в настоящую светскую львицу, способную вызвать восхищенные взгляды и молчаливую зависть. Такой Джонни знал ее на самом деле – горячей, бескомпромиссной и безукоризненной.

– Роскошь тебе к лицу, – сказал Джонни и присел на белую тумбу.

Он хотел раскурить сигару, которую принес с собой, но, порывшись в карманах пиджака, не нашел спичек и обреченно вздохнул.

Эстер подошла к Джонни и соблазнительно прошептала на ухо:

– А тебе идет трахать роскошных женщин.

Джонни воодушевился и провел кончиками пальцев по голому бедру Эстер, направляясь вверх. Наткнувшись на трусики, он поморщился.

– Это лишнее, – насмешливо сказал Джонни, и Эстер кокетливо рассмеялась.

– Нет, Джонни, не сейчас, – обольстительно проговорила она и вышла на кухню.

Милош в это время заедал очередную порцию виски итальянской колбасой. Он настолько привык к крепкому алкоголю, что мог пить что угодно, даже не морщась. Милош откусил от палки салями и бросил ее обратно в холодильник.

– Я собралась, – сказала Эстер и села за стол.

– Ты выглядишь потрясающе! – искренне восхитился Милош, пытаясь широко улыбнуться с набитым ртом.

Джонни пришел на кухню вслед за Эстер. Ему предстоял вечер, суливший ему либо фееричную победу, либо ужасное в своем масштабе поражение.

– Милош, ты напьешься до начала игры, – беззлобно подколол его Джонни, на что тот картинно закатил глаза.

Милош, будучи человеком легким на подъем и не боящимся никаких жизненных обстоятельств, проживал каждый свой день как последний. Он зарабатывал, чтобы тратить. Находил любовь, чтобы ее потерять. Поправлял здоровье, чтобы с новыми силами пуститься в веселый кутеж и распутство. Его мало волновала житейская сторона вопроса, поэтому к сорока годам он так и не накопил денег ни на квартиру, ни на пристойную машину и, естественно, так за это время и не обзавелся семьей.

– Милош, – обратилась к нему Эстер, – расскажи мне, что ты из себя на самом деле представляешь? Говорят, что все веселые люди на самом деле глубоко одиноки и несчастны, это правда?

Милош, застигнутый врасплох, протолкнул в себя остатки колбасы и насмешливо ответил:

– Да. Я одинокий человек. Если тебе надо кого-то пожалеть, я к твоим услугам.

Джонни услышал иронию в голосе друга и усмехнулся. Он раскурил наконец сигару и попробовал ее на вкус.

– Если серьезно, – продолжил Милош, – у меня не остается времени, чтобы чувствовать себя одиноким.

– Но когда время есть? Ты бежишь от своего одиночества?

Милош давно знал про себя все, что ему было необходимо, и если умалчивал о каких-то вещах, то только потому, что не любил затевать серьезных разговоров, касающихся его личных дел.

– Я никогда и ни от чего не бегу, Эстер. Мы с Джонни идем вровень с жизнью и принимаем все удары судьбы стоически, по-мужски.

Эстер снисходительно кивнула:

– Ну, хорошо. Если не хочешь о серьезном, давай не будем. В конце концов, может быть, ты действительно органично чувствуешь себя в бесконечных утехах. Ведь ты цыган – песни и пляски у вас в крови.

Джонни задумчиво посмотрел на Милоша. Тот вытащил кубик льда из пустого стакана, в котором до этого плескалось виски, и положил его в рот.

– А ты бывал в настоящем цыганском таборе? – спросил Джонни серьезно, как будто выведывал тайную информацию.

Милоша позабавил тон Джонни.

– Ты дружишь со мной, – Милош мысленно подсчитал годы, – чертову половину твоей грязной и развратной жизни и до сих пор не удосужился спросить меня об этом?

– Да. Сам в шоке, – смущенно признался Джонни.

– Не был я в таборе никогда. У нас была практически современная семья. Только отец был жутким бабником и менял женщин как… Как я меняю женщин. Он нарожал мне сводных сестер и братьев, разбросанных по свету. Теперь у меня есть связи, наверное, в любой крупной столице мира, – усмехнулся Милош.