И он победил. Прокурор как мог обосновал свое требование применения ст. 116. Адвокат просил судей не исходить из необходимости загладить вину перед западным соседом, а рассмотреть дело по существу. Шесть судей из семи согласились с такой постановкой вопроса, и Цуда был приговорен к пожизненной каторге, отбывать которую ему предстояло в «японской Сибири», на острове Хоккайдо.

Последствия

Через три месяца заключенный скончается, по официальной версии от пневмонии. Что стало истинной причиной его смерти, мы сегодня не знаем. Его хорошо кормили, содержали в сносных условиях. По одной из версий, Цуда сам заморил себя голодом, не вынеся угрызений совести: ведь он стал причиной позора своей страны и божественному тэнно пришлось дважды извиняться за его поступок. Что же, эта версия нисколько не противоречит тому, что мы знаем об этом «последнем самурае»…

Вырезка из газеты

На российско-японские отношения это происшествие, судя по всему, никакого влияния не оказало. Официальная российская дипломатия не раз заявляла о полной удовлетворенности извинениями и исходом судебного процесса. Да и войну, которую некоторые и сегодня продолжают выводить из событий 1891 года, начали японцы, а не русские…

А вот рубашка, которая в тот день была на Николае и на которой остались пятна крови, пригодилась генетикам при проведении экспертизы останков — ведь это единственный несомненный образец крови последнего российского императора.

(дело «мултанских вотяков», Российская империя, 1892–1896)

«Кровавый навет», то есть облыжное обвинение представителей иной веры или народа в использовании жертвенной человеческой крови для ритуалов, — штука не новая. Римляне пользовались ею в своей пропаганде против адептов нового, христианского учения. В Средние века широчайшее распространение получили гонения на евреев под этим предлогом. В конце XIX века объектом притеснения в Российской империи становятся приверженцы сохраняющихся кое-где остатков традиционного язычества.

В далеком 1895 году одиннадцатилетняя гимназистка Александра Выгодская, впоследствии Бруштейн, на всю жизнь запомнит впечатление от прочитанного вместе с подругой газетного репортажа Владимира Короленко: «Я сидел рядом с подсудимыми. Мне было тяжело смотреть на них, и вместе с тем я не мог смотреть в другую сторону. Прямо на меня глядел Василий Кузнецов, молодой еще человек, с черными выразительными глазами, с тонкими и довольно интеллигентными чертами лица. В его лице я прочитал выражение как будто вопроса и смертной тоски. Мне кажется, такое выражение должно быть у человека, попавшего под поезд, еще живого, но чувствующего себя уже мертвым.

Вероятно, он заметил в моих глазах выражение сочувствия, и его побледневшие губы зашевелились. Он закрыл лицо руками.

— Дети, дети! — вскрикнул он, и глухое рыдание прорвалось внезапно из-за этих бледных рук, закрывших еще более бледное лицо.

…В углу, за решеткой, за которой помещались подсудимые, стоял 80-летний старик Акмар, со слезящимися глазами, с трясущейся жидкой бородой, седой, сгорбленный и дряхлый. Его старческая рука опиралась на барьер, голова тряслась, и губы шамкали что-то. Он обращался к публике с какой-то речью.

— Православной! — говорил он. — Бога ради, ради Криста. Коди кабак, коди кабак, сделай милость.

— Тронулся старик, — сказал кто-то с сожалением.

— Коди кабак, слушай! Может, кто калякать будет. Кто ее убивал, может, скажут. Криста ради. кабак коди, слушай.

— Уведите их в коридор, — распорядился кто-то из судейских.

Обвиняемых вывели из зала…»

Мы прочитали. Мы с Маней смотрим друг на друга невидящими глазами. Словно мы побывали в зале елабужского суда, сами видели деда Акмара, сами слышали его наивную и трогательную мольбу, чтобы православные люди шли в кабак и прислушивались там к тому, что «калякает» (говорит) народ…»

Страшная находка

5 мая 1892 года молодая девушка отправилась из родной деревни Чулья (менее 30 дворов, около 200 жителей, все русские) в расположенную в трех километрах северо-западнее деревню Анык (около 20 дворов, около 200 жителей, большинство русские), где жила ее бабушка. Из Чульи в Анык вдоль леса шла круговая дорога, проезжая для телег, но девушка отправилась напрямик по узкой тропе, пересекающей заболоченную низину, по которой протекает речка Люга. Через несколько лет Владимир Галактионович Короленко так опишет это место: «Трудно представить себе место, более угрюмое и мрачное. Кругом ржавая болотина, чахлый и унылый лесок. Узкая тропа, шириной менее человеческого роста, вьется по заросли и болоту. С половины ее настлан короткий бревенник вроде гати, между бревнами нога сразу уходит в топь по колено; кой-где между ними проступают лужи, черные, как деготь, местами ржавые, как кровь». Поперек тропы лежал человек, верхняя часть туловища была с головой накрыта азямом, традиционным крестьянским кафтаном из домотканого сукна. Девушка решила, что он пьян, и прошла мимо. На следующий день, когда она возвращалась обратно, азям лежал отдельно, и было видно, что тропу перегораживает обезглавленное тело.

Следствие ведут не знатоки

К моменту появления полиции у тела побывали жители обеих деревень, и вокруг было вытоптано немалое пространство. Судя по протоколам, составленным урядником и приставом, в промежутке между двумя осмотрами тела с ним происходили кое-какие превращения: менялось положение тела, одежда тоже описана по-разному.

Личность убитого была установлена. Им оказался крестьянин расположенного примерно ста километрами южнее места происшествия заводского поселка Конон Матюнин. Как будет установлено позже, Матюнин, страдавший приступами «падучей болезни», то есть, по-видимому, эпилепсией, ходил по деревням и побирался. Накануне того дня, когда девушка первый раз видела тело на тропе, он ночевал в деревне, примерно в пяти километрах от места обнаружения трупа.

Пристав Тимофеев прислушался к разговорам русских крестьян Чульи и Аныка, в которых звучало мнение, что это дело рук жителей расположенного примерно в пяти километрах к югозападу от Чульи удмуртского села Старый Мултан (около 75 дворов, более 400 жителей, преимущественно удмурты). Один из жителей Чульи намекнул приставу, что удмурты практикуют принесение человеческих жертв своим языческим богам. Несколько мултанцев присутствовали при осмотре трупа Тимофеевым и пытались обратить его внимание на окровавленные щепки, лежащие рядом с телом, но Тимофеев, уже привлеченный версией о ритуальном убийстве, выбросил их в болото.